«Пять миллиардов лет».
Палэ-де-Токио, Париж.
14.09.06 – 31.12.06

 

Первая выставка нового директора Палэ-де-Токио Марка-Оливье Валера по всем параметрам может считаться программной. Заявленная как первая часть серии выставок, рассчитанных на год, это и курс политики парижской институции на ближайшие четыре года, и взгляд на искусство, отличие которого от идейной основы деятельности предыдущих кураторов, Николя Буррио и Жерома Санса, невозможно не отметить.

Кураторская команда Буррио и Санса завершила свой четырехлетний период правления выставкой «Наша история», которая представила французских художников молодого поколения (Ребекка Бурниго, Борис Ашур, Саадан Афиф и др.). И названием, и идеей выставка претендовала на титул «эпохальной», а по своей миссии, – учитывая постоянное сетование французов на то, что их искусство недооценено на мировой художественной сцене, – могла сравниться с «госзаказом» и с коммерческим «продвижением товара» одновременно (Палэ-де-Токио финансируется как государством так и частным капиталом). Однако национальная идея обернулась плоским портретом поколения спектакулярных зрелищ, а история приняла форму анекдота и интерактивной игрушки – результат, который многие сочли закономерным итогом политики Буррио и Санса, давно замеченных в пропаганде исключительно развлекательной функции искусства.

Замысел куратора Марк-Оливье Валера еще грандиознее.

Строго говоря, «Пять миллиардов лет» – это название первой части программы выставок, лекций и других мероприятий, рассчитанных на ближайший год, но также и название групповой выставки, которая продлится до 31 декабря 2006 года. Параллельно ей в Палэ-де-Токио проходит еще одна групповая выставка – «Одна секунда один год», а также серия персональных выставок: на момент посещения институции это были выставки Рено Огюста-Дормея и Зилвинаса Кемпинаса. Кроме того, в двух залах, отданных молодым художникам, были представлены работы Фабьяна Жиро и Уллы фон Бранденбург. Впрочем, находясь в Палэ-де-Токио, вся эта путаница с выставками и с их названиями кажется не больше чем кураторской уловкой нового директора, поскольку границы между ними совершенно не ощутимы. Одна выставка незаметно перетекает в другую, образуя единый поток.

Выставка «Пять миллиардов лет» отсылает к моменту «Большого взрыва» в космосе, когда универсум начал свою экспансию в пространстве и только что возникшее время начало неумолимо мчаться вперед, наращивая скорость. Мир вступил в фазу вечного движения, где не найти стабильных координат. Подобное состояние отвечает и природе искусства, считает Марк-Оливье Валер. Произведение искусства не имеет стабильных границ и не приемлет однозначных оценок. Всегда в развитии, оно видоизменяется и взаимодействует с другими областями и явлениями и «может сделать реальность еще более насыщенной». Так же как Николя Буррио и Жером Санс, которые стремились дать портрет современного художественного поколения Франции, Валер говорит о современности, но не возводя ей очередной идеологический монумент, а осознавая ее переходность и неуловимость. Его выставка ставит в центр внимания само время – время абсолютное, время текущей жизни, время выставочной программы, время выставки и время произведения искусства. Программа «Пять миллиардов лет» призвана отразить эластичность, быстротечность и гибкость времени – она включает в себя выставки различной продолжительности, что вносит изменения и элемент непостоянства в общую канву событий. Ансамбль выставок первой части программы «Пять миллиардов лет» предлагает площадку, изолированную во времени и в пространстве, где действуют и сосуществуют разнонаправленные векторы.

Входом на выставку служит коридор из лампочек художников Ланга и Бауманна («Perfect», 2006), напоминающий декор из фантастических фильмов – обещание предстоящего путешествия во времени. Однако, вступив на территорию выставки, зритель оказывается в пространстве, где время никуда не спешит. Лежащие мопеды Марка Хэндфорта, уставленные горящими свечами и залитые воском, и велосипед Джонатана Монка, чей руль оказался на полу, а колеса бесполезно крутятся в воздухе, – метафоры остановившегося времени. Пространство Палэ-де-Токио пронизывает металлическая конструкция Вансана Ламуру («Scape», 2006), напоминающая трубу для шаров в советском «Спортлото». Эта конструкция образует петлю – скорость, замкнутую на себе самой. На видео «HIGGS, A la recherche de l'anti-Motti» (2005) художник Джанни Мотти запечатлел свою прогулку по акселератору микрочастиц в Женеве, в ходе которой он покрыл 27 км и которая заняла 5 часов 50 минут. На экране – фигура, удаляющаяся по коридору, не знающему конца. Другая работа Мотти, представленная на входе в Палэ-де-Токио, – электронное табло, отсчитывающее секунды до взрыва Солнца, который по расчетам художника случится примерно через 5 миллиардов лет, – производит тот же парадоксальный эффект: время бежит одновременно неумолимо быстро и тянется бесконечно долго. Время идет, но не приводит к видимым изменениям; оно растягивается и замирает в бесконечности.

Зал, где разместилась выставка «Одна секунда один год», – еще один провал во времени на карте Палэ-де-Токио. Здесь собраны работы, которые «активируются» произвольно, спонтанно и лишь изредка – несколько раз в день, в месяц, один раз в год. Газовые баллоны Лары Фаваретто («Twistle», 2004) время от времени выпускают воздух, надувая воздушные шары. Слайд-проектор в работе Джонатана Монка «Биг-Бен» (2002) изредка проецирует на стену несколько слайдов с туристическими видами Лондона. Работа Алигьеро и Боетти «Lampada annuale» (1966) представляет собой коробку с лампочкой, которая загорается лишь раз в год.

Произведения, которые предлагают замедленный ритм, по-своему противостоят современной акселерации времени и прогрессу, который навязывает гонку за постоянно множащимися технологическими новинками, продиктованными коммерческими стратегиями продаж. Но еще более явно эти работы, построенные на затянувшихся паузах и ожидании, порождают загадку и, как следствие, саспенс. Время работы оказывается эластичным, но больше того – произведение искусства таит в себе тайну и интригует. Работа Джонатана Монка «Meeting Piece» (2006) – это лишь одна строчка на стене, которая сообщает место и время, обещая загадочную встречу: «На Эйфелевой башне 13 октября 2008 года в полдень». Произведение Грэма Гассина «Fall» (1997) состоит из видеопроекции с видом пейзажа и экрана устаревшего компьютера, который постепенно заполняется квадратами. Приближаясь к концу экрана, бегущая строка с квадратами поднимается строчками выше, все время откладывая «конец» и обманывая ожидания зрителей, которые ждут, что вот-вот что-нибудь произойдет с изображением пейзажа.

Ожидание, интрига и обман, когда совершение события постоянно откладывается, провоцирует желание. Это желание, которое, согласно лакановскому психоанализу, поддерживается за счет своего неосуществления. Вследствие своей недостижимости желание остается желанным, хранит загадку, провоцирует влечение, неудовлетворенность и очарованность. Так, на видео Уллы фон Бранденбург «Around» (2005) группа людей, стоящих спиной к камере, поворачивается по кругу одновременно с камерой таким образом, что их лица всегда остаются скрыты.

Произведения искусства, которые таят в себе загадку, оказываются не тем, чем кажутся на первый взгляд. Простые работы оказываются сложными, а сложные – простыми. «Роторельефы» Марселя Дюшана (1953) – небольшие круглые платформы с рисунком в виде кругов – вращаются, создавая иллюзорное ощущение глубины. Работа Сила Флойера «Auto Focus» (2002) – это наводящий фокус диапроектор, который проецирует на стену прямоугольник, края которого едва заметно размываются и вновь становятся четкими. Произведение Кристиана Андерссона «The Blind Spot» (2003-2006) представляет собой луч света на стене, создающий впечатление, что в стене дырка, откуда просвечивает солнце. Совсем непримечательная окружность на стене оказывается произведением Чарльза Рея «Rotating Circle» (1988): она вращается с легким жужжанием, что понимаешь, лишь дотронувшись до нее пальцем. Простые по форме и непримечательные с виду работы таят загадку, раскрываясь внимательному взгляду. Произведения, сделанные с применением новейших технологий или вручную, не пытаются потрясти, оглушить, сбить с ног, а провоцируют ожидание, ускользают, интригуют и оставляют сомнение.

Для того чтобы быть новым манифестом искусства, этой выставке недостает полемичности. Она не делает резких высказываний и в качестве идеологической программы предлагает множественность интерпретаций, углов зрения и политкорректный синтез – искусства с другими дисциплинами, спектакулярности с нонспектакулярностью и т.п. Самым полемичным высказыванием нового директора можно считать желание устроить конференции, посвященные тюнингу драгстеров – хобби почти «артистическому». Как утверждает в интервью Марк-Оливье Валер, «Мы не хотим придумывать в Палэ-де-Токио новую эстетику, но отразить почти электрическую энергию искусства». Камень в огород Николя Буррио и его «эстетике взаимодействия»? Придя ей на смену, Марк-Оливье Валер предлагает иную стратегию – ту, что предполагает широкий взгляд и ставит вопросы, не давая ответов.