Винзавод. Проект «Старт», Москва. 17.07.09–16.08.09 

В день открытия выставки Сергея Огурцова в пространстве галереи «Старт» на Винзаводе я посетил магазин «Фаланстер», раскинувший свой филиал неподалеку. Зашел я туда с вполне определенной целью, надеясь купить книгу Ганса Ульриха Гумбрехта, чье сочинение «Производство присутствия» мне рекомендовали Юра Пластинин и Александр Соколов.

Гумбрехт действительно обосновался на полках, но, когда я расплачивался за книгу, то подумал, что неплохо было бы что-нибудь подарить герою вечера. Так сочинение немецкого философа, преподающего в Стенфорде, перекочевало во владения Огурцова.

А пару дней спустя я был вознагражден лестным отзывом Сергея о тексте, пленившем летом нескольких членов московского интеллектуального сообщества.

Но какое отношение имеет известный профессор и литературовед к молодому автору Огурцову, сделавшему первое полноценное высказывание на столичной сцене? В связи с этим придется сказать несколько слов о генеральной идее Гумбрехта. Если обратиться к рекламному тексту, то можно узнать, что «Производство присутствия» направлено на «...реабилитацию эффектов чувственного, телесного присутствия, игнорирование которых делает наш опыт восприятия культуры в лучшем случае неполным, а в худшем — несостоятельным».

Что ж, описание вполне корректное. Чтобы дать читателю более объемное представление о корпусе идей профессора Гумбрехта, приведем его собственные слова: «Согласно современной философии мир мыслится исключительно материальной поверхностью, которая подлежит толко- ванию. Толковать мир – это значит идти по другую сторону его материальной поверхности, проникать сквозь эту поверхность с целью распознать смысл («духовное»), который, предполагается, находится за ней. И обратно: становится общепринятым мыслить вещественный мир и человеческое тело как поверхности, подлежащие толкованию...»

Действительно, если мы пристально вглядимся в ландшафт современного искусства, рассматривая его как некий срез сознания, то убедимся, что эта цитата верно диагностирует ситуацию. Мы продолжаем жить в постконцептуальном, а если смотреть шире, в общем культурном контексте, – постмодернистском мире. Наше бытие и наше искусство лишены подлинного опыта, более того, мы сомневаемся в онтологической укорененности этого опыта, подозревая, что и сам разговор о нем не более чем часть маркетинговых стратегий.

Так не потому ли Сергей Огурцов избирает названием своей выставки слово «исход», подчеркивая необходимость вырваться за пределы дурной постмодернистской плоскости?

Само слово «исход» немедленно ассоциируется с одной из главных библейских книг. Исход евреев из Египта был, согласно священному тексту, шагом навстречу опыту, вопреки безопасной и достаточно сытой жизни в Египте. Но... жизни рабов. В экспозиции Огурцова можно увидеть на первый взгляд не столько преодоление ложного опыта, сколько нагромождение различных символов, каждый из которых столь многозначителен, столь литературен, столь перегружен культурными ассоциациями, что автора легко заподозрить, как минимум, в отсутствии меры. Здесь и камни («...ты Петр и на этом камне...»), и вода, как символ омовения и очищения и (о Боже!) книги!!! Словом, здесь есть все, что замечательный художник и всеобщий учитель Юрий Соболев любил называть «Культур-мультур». Но и вот что удивительно: Огурцов достигает эффекта, который я бы, следуя Гумбрехту, назвал производством Присутствия. То есть, ему, на мой взгляд, удается вырваться за пределы всех ассоциаций, которые в своей громоздкой неуклюжести будто сталкиваются, подобно египетским колесницам, преследовавшим евреев, и тонут в потоке собственных смыслов. Его проект напоминает мне уравнение со множеством корней, скобок и действий, которое в итоге дает ноль. Но этот ноль, это Ничто, выраженное, может быть, лучше всего в бессмысленном мелькании каких-то «элементарных частиц» на заднике инсталляции, становится Великим молчанием, которого мы все, кажется, жаждем. Пространство Огурцова подобно также литургическому действию, где из сложности и многомерности обряда вырастает простой евхаристический акт явления Истины под видом хлеба и вина.

Нет, было бы слишком оптимистично сказать, что Сергей Огурцов указывает нам новые пути. Его прорыв пока, увы, локален. «Свет во тьме» тлеет слишком слабо. Не уверен, что Сергей уже сейчас готов порвать с «текстом» и шагнуть навстречу неизвестности. В его жесте разбрасывания книг слишком еще много любви к этим книгам. Но важно другое.

Как пишет Деррида, «эпоха знака никогда не закончится. Однако уже обозначилась ее историческая завершенность». Собственно, это означает и конец того исторического проекта, который мы по инерции называем современным искусством. Оно характеризуется, как мне кажется, наличием веры в рациональное. Выражается эта вера в убежденности, что искусство можно создать. В то, что «аура», как называет это явление Анатолий Осмоловский, – это вопрос «технологии».

Огурцов в проекте «Исход», и не только в нем, свидетельствует об обратном. Принадлежа позиционно к группе молодых художников, называющих себя «Программа действий», он, пожалуй, единственный из них связывает свое творчество не с социальными практиками, а с духовным опытом. Опасность такого пути сегодня очевидна. В ситуации тотального рынка и всеобщей разочарованности в рациональных стратегиях «духовное» легко превращается в особый оккультный товар. Тем, кто в жизни и творчестве исповедует серьезное отношение к Присутствию, хочется пожелать найти узкий путь и совершить свой исход в пустыню Иного.