18+

«Без паранджи: новое искусство Ближнего востока» Галерея Саатчи, Лондон, 29.01.2009–06.05.2009

Парадоксально, но новая галерея Чарльза Саатчи в лондонском Челси, похоже, является наименее институциональной и корпоративной большой галереей в британской столице. Во всяком случае, здесь нет длинного коридора от входа до выставочных залов, почти не видно служащих – ни тех, что вам хотят «помочь», ни тех, что за вами следят неотрывно. Камер тоже не видно. Вход бесплатный. Может быть, последнее в большей степени, чем все остальное, объясняет рекордную посещаемость новой галереи Саатчи. Бесплатный вход обеспечивается спонсорством нью-йоркской аукционной фирмы Филипс де Пюри. Как утверждает сам Саатчи: «Бесплатный вход может только помочь распространению интереса к современному искусству»^[1].

Предыдущая галерея Саатчи в течение 3-х лет находилась на южном берегу, в бывшем здании мэрии^[2], около известного колеса обозрения, музея Дали, лондонского Аквариума и огромного МакДоналдса – соседство, мягко говоря, не очень располагающее к восприятию современного искусства или, точнее, располагающее, но только определенных его качеств. Толпы несуразных туристов, слетающихся со всей Британии и всего мира на де- шевые развлечения, отбивали охоту прийти снова в залы Саатчи. Несмотря на центральное расположение в городе, галерея быстро приобрела налет некой провинциальности. Ее залы, обитые темными деревянными панелями, что в первые посещения казалось интересно контрастирующим с современными экспонатами, со временем стали утомлять и раздражать своей несообразностью.

В 2006 галерея закрылась с небольшим скандалом, и большая часть энергии людей Саатчи ушла в разработку их открыто популистского интернетного сайта www.saatchi-gallery.co.uk^[3].

В Челси же все по-другому. Это очень правильный выбор географически – между Sloane Square и King’s Road – дорогой район, хорошие спокойные магазины, достойные променады. Здание – неопалладианский особняк бывших казарм и штаб-квартиры герцога Йоркского, – до открытия галереи в нем располагался Королевский военный сиротский дом для детей солдат регулярной армии. Известные лондонские архитекторы^[4] сохранили все классическое достоинство и добавили 15 огромных современных залов на трех уровнях (7000 м2). Интерьеры минималистские, все белое, потолки огромные, пропорции приятные.

Первая выставка в этой галерее – «Революция продолжается: новое искусство Китая» – открылась в октябре 2008 года и длилась 3 месяца. Единственная запоминающаяся вещь на этой выставке – «Дом престарелых» Сун Янга и Пенг Ю^[5] – осталась в галерее, по-видимому, навсегда. Все остальное было очень крикливо и безнадежно банально – куча реди-мэйдов для западного потребления. Однако при этом ее посетили 400 тысяч человек^[6].

Так что когда открылась выставка «Без паранджи: новое искусство Ближнего Востока», ожиданий было мало. Прослеживался тот же незамысловатый и архаичный сценарий географических рамок, тем более что следующей интервенцией в галерее была объявлена выставка нового искусства Индии и Пакистана. А получилось по-другому. Все, что раздражало на китайской выставке, здесь заработало.

21 художник из Ирана, Ирака, Палестины, Сирии, Ливана, Алжира (Египет и Израиль не представлены), 11 из них иранского происхождения. Больше половины живут в Штатах или Европе и имеют соответствующее образование. Практически все художники выставлялись в западных музеях, а также представляли художественные проекты в своих регионах.

Одновременно в специальном отделе галереи, принадлежащем Филипс де Пёри, проходит выставка «Арабские и иранские современные мастера. 1880 – 1945», курируемая ближневосточными специалистами аукционного дома. Она намного скромнее, чем основная, но призвана продемонстрировать истоки актуальной художественной сцены на Ближнем Востоке. Представленные на этой выставке работы модернистов 30-х и 50-х годов, как кажется, были куда глубже укоренены в художественных национальных традициях, чем те, что выставлены на первых двух этажах.

***

Большинство работ на выставке – фигуративные, концептуально простые, эффектные, иногда шокирующие и всегда развлекательные. Это скорее отражает персональный вкус Саатчи и его помощников, а также их соображения по поводу конъюнктуры, нежели объективную картину состояния современного искусства Ближнего Востока и его диаспоры. Саатчи никогда, однако, не настаивал на объективности своих обзоров. Как утверждает Найджел Херст – главный исполнительный директор галереи Саатчи, – «у нас нет кураторской политики, мы приобретаем работы, которые нам кажутся интересными»^[7].

Как и на китайской выставке, первая работа, встречающая посетителя, – огромная – в ползала – архитектурная инсталляция. «Бейрут Каучук» – лист каучука с неровными краями – напольная карта Бейрута с прорезанными улицами и городскими кварталами, выполненная из вторсырья – черных и серых шин, – ливанским художником Марваном Речмаои. В этом есть что-то детское – люди обожают рассматривать модели – эдакий кратчайший путь к обживанию фантазий. Даже если это карта незнакомого места, уменьшенная трехмерность все равно гипнотизирует. Этот каучуковый Бейрут как коврик в прихожей или как шкура на полу. Такой плоский и не защищенный веревочными заграждениями – на него страшно наступить. Весь город у ваших ног. Может быть, в этом суть – физически почувствовать хрупкость и уязвимость этого города, в котором почти всегда война? И удивительно, но моделька города в выставочном зале действует сильнее, чем реал-тайм видео по телевизору.

Замечательны монументальные полотна одного из братьев Хаеризадех – Рокни. Оба брата родились, учились и живут в Иране. Работы Рокни графичны, легки, несколько старомодны (намеренно?) и с сильным привкусом иллюстрационной графики. Последнее связано с тем, что художник явно вдохновлен литературными опусами.

Больше, чем в других работах, в его полотнах мне открылся факт существования огромного незнакомого мира – современного искусства Ближнего Востока – его близость, глубина и все же непроницаемость. Западные влияния очевидны: ищущий глаз найдет тут и Матисса, и Гогена. Но, во-первых, разговор о вторичности сегодня не продуктивен, поскольку все влияния скоро будут расцениваться как глобальные, а не западные. Во-вторых, возможно, именно этот общий язык и позволяет западному зрителю заглянуть под паранджу-покрывало восточного искусства. Это как бы шаг нам навстречу... Конвертируемая валюта. Но оригинальность несомненна. И я говорю не только об экзотических сюжетах и персонажах – типичные иранские похороны и свадьбы, танец с кинжалами и пляж на Каспийском море, но и о свежих живописных приемах.

Рокни часто использует диптих, что позволяет ему усилить контраст, динамизм и богатство цветовой гаммы, но также – что первостепенно – ставить под вопрос различные устоявшиеся обычаи и предрассудки иранского общества. Он одновременно и бытописатель, и критик. Этот прием позволяет зрителю с легкостью усваивать поставленную художником проблему. Он задает знакомые пары противоположностей: частное и публичное, мужчина и женщина, черное и белое... и с этим мы можем справиться.

Очень любопытна и живопись Тани Мадани – иранки, живущей и работающей в Амстердаме. Мадани широко выставляется в Штатах, а в феврале была ее индивидуальная выставка в галерее Pillar Corrias в Лондоне.

Чем больше ее полотна, тем они абстрактнее. Композиции – минималистские, цвета – открыто конфетные, силуэты – смутно матиссовские и гастоновские, и очень графичные –почти карикатуры из газет на полпути к граффити... Последнее подчеркивает их провокационную суть. В этих работах есть что-то хлипкое и нестойкое, наивное, детское и очень деликатное – и цвет, и линия, и дух, но в тоже время их сюжеты жесткие, уверенные и даже презрительные. Не мужчины, не женщины – «человеки» на ее холстах. А темы – унижения, деградации, подчинения, потери индивидуальности, массового коленопреклонения и насилия, – скорее всего, прямая ссылка на Ближний Восток. Впрочем, возможно, автор стремилась зацепить и более универсальные смыслы. Возможно, эти стилизованные «человеки» – наше западное восприятие людей Востока? Такими уплощенными они нам видятся?

Центральная работа на выставке – «Призрак»^[8] Кадера Атиа, известного французского художника алжирского происхождения. Его выставки проходили во Франции, Великобританиии и США. 250 коленопреклоненных в молитве (или от боли), вроде бы женских, почти идентичных фигур, сделанных из фольги. Они прижаты плотно друг к другу – ряд за рядом, как в мечети. Зритель может подойти только сзади – свободное пространство в зале намеренно оставлено с одной стороны. Отдаляясь от фигур и обернувшись, вы видите, что они пусты – это лишь тонкие оболочки с по- лостью внутри. Моделями для их создания послужили женщины-служительницы, поэтому в каждой фигуре все-таки прослеживаются индивидуальные черты.

При чисто восточной теме приемы и ссылки явно взращены западным авангардом. Интерпретируя «Призрак», сам художник ссылается на философскую идею пустоты, как в восточном, так и в западном понимании. Он цитирует Лао Цзы: «Человек создает вещи, но пустота придает им смысл»^[9].

Остроумно выполненное политическое клише или новая и открытая метафора? Невидимость женщин арабского мира? Дисфункция религии? Паранджа как униформа заключенных или это оставшиеся в живых после катастрофы и укрытые спасательными одеялами? Или все же сама необъяснимость? Та пустота, что в глазах глядящего? Та пустота, что есть единственное, что нам доступно? Невозможность быть понятым? Непересекаемость? Призрак.

Флаг #19. Память без воспоминаний – американский флаг из персидских тканей, выполненный Сарой Рахбар, американкой иранского происхождения. Простая, но живописная и очень эффектная работа из кружевных лент, фрагментов национальных полотенец, скатертей, занавесок, платьев, оборок и помпонов. А поверху нашиты пулеметная лента и несколько военных медалей. Похоже, что это фантазия художницы на тему мирного и взаимообогащающего соседства. Или это издевка над спасительным влиянием «большого брата»? А может, это о банализации эмигрантских культур, сведенных в Диаспоре к орнаменту?

Эта работа, пожалуй, самая безопасная и наиболее декоративная из работ Рахбар. Она в основном экспериментирует с национальными тканями – флагами и тканями для одежды – американскими и арабскими. Ее работы больше тяготеют к перформансу, чем к живописи.

«Тегеранские проститутки» Ширин Фахим – иранки, живущей в Иране, – просто шикарны, сколько бы их ни сравнивали с работами Сары Лукач и Синди Шерман. Да, наверное, что-то есть. Но все равно – они другие, они смешные, они яркие – они «про другое». Они сделаны так, что мы понимаем: нет, не подражательные, может быть, – производные. Но если бы не так – мы бы, возможно, отвернулись в недоумении.

Их яркость, карикатурность и абсурдность скорее напоминают мне немецкий экспрессионизм Бекмана, Дикса и Гроса, а по цвету и геометрии – средневековые иранские книжные миниатюры. В масштабе 1:1 эти муляжи выполнены из различных предметов домашнего обихода, фруктов, фрагментов вульгарных одеяний и галантерейных предметов. Настоящие только сапоги-шпильки кичливых цветов. Сами фигуры сильно утрированы, некоторые без голов и лиц, но позы и выражения тонко передают человечность персонажей, их мироощущение и настроение.

У каждой фигуры появляется какой-то новый штрих, повествующий об отношении к ночным бабочкам и транссексуалам в исламском обществе – то счеты на полу, то цепь на поясе, то копилка с деньгами между ног, то освежитель воздуха. При всей свой гротескности и невероятности они настолько реальны, что в зале вы ловите себя на чувстве легкой неловкости и уязвимости. Вы чувствуете себя одновременно и на страже, и под наблюдением. Почти как эти водевильные тегеранские проститутки, которых якобы в этой столице очень моралисткого государства более 100 тысяч^[10]. Неудивительно, что существует несколько фарсовое мнение, что проституция в Иране есть проявление гражданского протеста в ответ на строжайшие и сексистские религиозные законы страны. Это скорее критика гендерных ролей в обществе, чем атака на древнейшую профессию. Тот факт, что художница может выполнять такие работы в Иране, дает нам понять, что иранское общество куда сложнее, чем нам представляется.

В том же зале – пожалуй, наиболее шокирующем из всех, – работы Рамина Хаеризадеха, брата Рокни, представленного на этой же выставке. Оба брата широко выставлялись на Ближнем Востоке, в Европе и Штатах.

Серия работ Рамина называется «Люди Аллаха». Традиционный религиозный театр Тазии (периода Гажара^[11]), в котором разыгрываются сцены из жития профета, а все роли исполняются мужчинами, явился изначальной точкой отсчета. Наиболее популярная сцена такого театра – это свадьба Мохаммеда. В ней невеста является в образе бородатого мужчины.

Рамин создает свои фотомонтажи, манипулируя имиджами в компьютере. Все персонажи – это он сам. Бородатые лица и волосатые руки-ноги, местами обернутые в орнаментальные восточные ткани, застывают в недвусмысленных позах. Художник смело использует персидские мотивы, национальную орнаментацию и композиции и создает причудливые коллажи своих лиц и частей тела. «Люди Аллаха» размывают концепцию формы и пола и из-за смутного намека на гомосексуальность являются открыто богохульными. Вы чувствуете, что работы оскорбительны, даже не понимая толком, чем именно.

Работы кажутся манипулятивно шокирующими, намеренно скандальными и «работающими на западную публику», но то, что в Лондоне представляется просто пикантным и сомнительным, на Ближнем Востоке может быть воспринято как грубая и рискованная антирелигиозная пропаганда.

По мнению специалистов, лучшие образцы современного ближневосточного искусства выполнены в жанре видео и фотографии. Видео Саатчи не интересует как класс, а фотографий представлено мало. Один из примеров – работы Шади Гадирян, иранки, живущей в Иране, чьи работы ранее выставлялись на Западе, включая Великобританию. Художница представила две серии фотографий десятилетней давности – «Как каждый день» (2000 – 2001) и «Гажар» (1998 – 1999).

Первая серия – семь крупных «портретов» – силуэты женщины в хиджабе с предметами домашней утвари вместо лица – дуршлагом, веником, теркой, резиновой перчаткой, утюгом... ну вы поняли... их много. Эти работы утверждают, что место женщины в обществе сведено до хозяйственной утвари, но также с юмором создают женские характеры домостроя – чистюля, сплетница и т. д. Эти инсценированные фотографии есть явная издевка над нынешним положением женщины в арабском мире, женщины без тела и жестов, живущей по архаичным религиозным законам в современном обществе.

Вторая серия фотографий – «Гажар» – тоже примечательна, но опять же очень предсказуема и плакатна. Серия-лозунг без развития и почти без вариаций: женщины в национальных костюмах гажарского периода на фоне декораций фотографических студий XIX столетия, но с предметом современной домашней утвари – пылесоса, телефона, магнитофона. Жаль, что работы из этой серии, более сильные и дерзкие, здесь не представлены^[12].

Серия отражает опыт современной женщины арабского мира, застывшей во времени. Хотя работы эффектны и, наверное, достаточно тонко медиируют цензуру исламского общества, они почти обижают своей концептуальной простотой и повтором, хотя именно из этого орнаментального повтора рождается эффект и ясность работы.

***

Вряд ли саатчивская выставка открыла миру никогда ранее не виданное искусство. Все эти художники выставлялись на Западе, и Саатчи не может рыскать по странам Ближнего Востока в поисках неизвестной звезды, как он может это себе позволить в Британии и Штатах. Да, он использует чьи-то находки.

Но только после этого блокбастера – пусть упрощенного, пусть предвзятого и вовсе не всеохватного – открываются глаза. Вы понимаете, что Лондон заполнен современным ближневосточным искусством – Тала Мадани в Pillar Corrias и иранские художники в Le Violon Bleu, недавняя выставка в Галерее Фотографов^[13] и несколько выставок со- временного арабского искусства в коммерческих галереях на Cork Street^[14]. Совсем недавно прошел двухдневный симпозиум в Тэйте – «Современное искусство Ближнего Востока»^[15]. Британский музей с начала 1980-х собирает современное ближ- невосточное искусство и недавно представил выставку «Слово в искусстве: художники современного Ближнего Востока».

И все же до этой выставки в галерее Саатчи у большинства публики, я думаю, не было никакой концепции современного ближневосточного искусства. Углубившись в тему, вы сознаете, что художественная сцена в этой части мира очень живая и развивается быстрыми темпами. Например, в Тегеране около сотни коммерческих галерей (сравни: около 300 в Лондоне), биеннале проводятся в Рамалле и Эмиратах, в Стамбуле открылся музей современного искусства Istanbul Modern, в Катаре – музей исламского искусства, построенный Пеем^[16], в Абу-Даби строится музей Гуггенхайма, а в Бейруте каждый год проводится международный арт-форум «Home Works». Существует журнал современного ближневосточного искусства с теоретическим уклоном Bidoun Magazine, который публикует материалы на английском языке. Известные международные аукционные дома – Кристи, Сотбис и Бонамс – давно содержат отделы, специализирующиеся на современном ближневосточном искусстве. Искусство Ближнего Востока действительно находится в процессе мутации.

Отзывы критиков намного мягче по сравнению с реакцией на китайскую выставку, что частично объясняется новизной искусства этого региона и отсутствием рекламной шумихи, которая утомительно окружает в последние годы все китайское.

Знакомство ближневосточных авторов с западным авангардом и в целом с правилами арт-игры неоспоримы, работы здесь не такие глянцевые, гламурные и коммерческие, как китайские. Я убеждена, что позитивная критика объясняется качеством работ, их свежестью, искренностью и силой. Здесь есть все, о чем мы давно плачем как об утерянном, – эти работы более политические, более дерзкие и поистине рискованные. Они – настоящие.

Хотя выставка полна работ-лозунгов, работ-плакатов, важно другое – зритель осознает, что на Востоке все так же сложно, а может, и еще сложнее, чем на Западе, что люди там тоже живут, а не только воюют, что они носят перчатки, и некоторые посещают проституток. Что их мир – это не только место тирании, угнетения, религиозной нетерпимости и терроризма. Что их мир такой же, как наш, – сложный. И что художники там тоже есть, что они, скорее, ничего не решают сами по себе, но так же, как и здесь, критикуют, вопрошают, подвергают сомнению. И не только политическую ситуацию, но и вопросы искусства. Искусство как шанс, как вероятность.

Эта выставка разбивает многие западные предрассудки, стереотипы и карикатуры арабского Ближнего Востока. Например, то, что ислам и изображение несовместимы, что развитие исламского искусства остановилось несколько столетий назад, что современного ближневосточного искусства не существует, а то, что существует, или отрицает западное развитие полностью, или отдается ему без критики, или что дотрагиваться до тем-табу – опасно для жизни. Эти художники не поддаются коллективной категоризации и так же критичны по отношению к западной концепции Востока – Ориента, как и по отношению к социальным условиям, встречаемым на Ближнем Востоке.

И все же... Название «Без паранджи», с одной стороны, очень уместное, остроумное и многосмысловое, с другой – бессознательно подыгрывает основной ориенталистской фантазии – Восток как экзотический объект, который надо покорить и «открыть» (unveil) – притягательный, таинственный, соблазнительный, хитрый и уязвимый^[17]. Эта выставка, в сущности, не очень далеко уходит от старых колониальных представлений и в некоторой мере имитирует дискурс, который она якобы разоблачает. Она пытается снять покрывало с гарема, разоблачить его оргии и перестроить его согласно западным буржуазным нормам. 

Может быть, нас в какой-то мере радуют эти клише и плакаты – они понятны. То есть мир-то один и нет такой уж разницы. Это нас ободряет. Мы видим работы, выращенные на конфликте, трагедии и хаосе, но не поглощенные ими. Эти работы в целом позитивны, и публике нравится этот оптимистический крен Саатчи.

Более того, нам нравятся эти работы, потому что они говорят о том, о чем мы хотим. О том, чего мы не можем дождаться здесь, – осуждения и критики религиозного экстремизма, фанатизма и средневекового неравноправия. Мы сами не в силах об этом говорить, мы слишком политкорректны. Мы ждали, когда «они» сами заговорят, когда это произойдет изнутри. И это случилось. Это о том, как мы хороши в итоге... Но не очевидно, разоблачают ли эти работы предрассудки или возвращают нам наши же собственные об этой культуре как о «Другом»? 

Выставка называется «Без паранджи. Новое искусство Среднего Востока». Средний Восток – англо-американский термин, вначале он использовался наравне с термином «Ближний Восток» и географически охватывал страны вокруг Персидского залива. Сегодня используется почти в том же смысле, что и «Ближний Восток», по контрасту с термином «Дальний Восток». Средний Восток относится к району, включающему в себя юго-западную и западную Азию и северо-восточную Африку. Многие европейские страны сегодня отдают предпочтение именно этому термину.

Примечания

1. ^ См., http://www.timesonline.co.uk/tol/newspapers/sunday_times/?days=Sunday 
2. ^ County Hall, 1905 года постройки. 
3. ^ 600 тысяч посещений в день. Нынешняя галерея Саатчи издает также новый бесплатный журнал – «Art and Music». Саатчи задумал также телевизионную программу «Saatchi’s Best of British» — «Лучшее британское от Саатчи» – реалити-шоу – что-то среднее между Х-Factor и Apprentice. 
4. ^ AHMM – Alford Hall Monaghan Morris. 
5. ^ «Old Person’s Home» — скульптуры в натуральную величину престарелых мировых лидеров на электрических креслах-колясках, постоянно неслышно и хаотично скользящие по залу, время от времени застревая в непредсказуемых столкновениях. 
6. ^ Cаатчи надеется привлечь 1 миллион зрителей в год. Тэйт Модерн для сравнения посещает около 4 миллионов человек в год. 
7. ^ London’s Saatchi Galley shows Middle Eastern Art, International Herald Tribune, 29 January 2009. 
8. ^ Ghost – Призрак, фантом, привидение. 
9. ^ http://muslimahmediawatch.org/2009/02/02/unveiled-new-art-from-the-middle-east/ 
10. ^ В Тегеране 12 миллионов населения. 
11. ^ Период Гажар иранского общества 1794 – 1925. 
12. ^ Всю серию можно увидеть в сети. 
13. ^ Deutsche Borse Photography Prize exhibition, February 2009. 
14. ^ Waterhouse and Dodd, ROUTES: An Exhibition of Contemporary Middle Eastern & Arab Art и Crossroads: Lalla Essaydi, Autumn 2008. 
15. ^ Запись доступна в сети: http://www.tate.org.uk/britain/eventseducation/symposia/16579.htm 
16. ^ Современный архитектор-модернист, автор пирамиды Лувра. 
17. ^ «Ориентализм» Эдварда Саида – один из основополагающих трудов по этой проблеме. Edward W. Said. Orientalism. New York: Vintage, 1979.