В 1973 году Андрей Монастырский написал замечательное стихотворение:

«тоска










куча песка».

Именно так: строка наверху страницы, строка внизу, между ними тридцать пустых строк. Его можно понять очень просто: действительно, что может быть тоскливее, чем куча, состоящая из миллионов неотличимых друг от друга песчинок? Это – сильный образ дурной бесконечности.

Однако мы недаром видим здесь пустоту между верхней и нижней строками. В ней мы можем предположить множество других образов, аллитераций и диссонансов, сложно переплетающиеся рифмы. Их нет – остается тоска по ним. А почему их нет, потому ли, что Монастырский не захотел или не смог написать все это – другое дело.

Но – именно тоска, никак не скука. И очень важно, что тоска всегда по чему-то/кому-то, о чем-то/ком-то. По исчезнувшему, по не совершившемуся, о любимом, о невозможном. А скука – от. От глупых мыслей и шуток, от плохой погоды, от тоскливого искусства или от тоскливой жизни.

Концептуальное искусство 1970-х нередко упрекали в том, что оно скучно. И правда, от шелестения каталожных карточек при чтении текстов Льва Рубинштейна или от перелистывания сотен листов в альбомах Ильи Кабакова такая тоска может прошибить, что не приведи Господь. Что уж говорить о трехчасовом перетягивании семикилометровой веревки с одного края поля на другой под моросящим дождиком (акция «Коллективных действий», «Время действия», 1978)...

Вот естественным образом и захотелось чего-то повеселее. Естественно, отнюдь не только у нас. Наши родные кочки – это малая часть международного художественного ландшафта, и процессы везде шли схожие.

Но если говорить о местной специфике, то большей популярностью, чем ригористический и демонстративно-скучноватый «черно-белый концептуализм» постепенно стал пользоваться расхожий соц-арт, по большей части построенный на анекдотизме, потом клоунада «Мухоморов», симуляционный карнавал «Апт-арта». Ну и дальше, по знакомым всем станциям: питерский нью-вейв, «Митьки» и питерская же анекдотическая «Новая Академия», шизоанализ «Медгерменевтов» и их эпигонов, радикальный акционизм, «телесность», неомарксизм в разных ипостасях, дизайнерские галерейные красоты, подлодки, всплывающие в Канале Гранде, и так далее – от «Синих носов», «Click I Hope», «Верю!» до АЕС + Ф, «Танатоса Баниониса» и групп «ПГ» и «Война».

Разумеется, упомянуто здесь отнюдь не все (наше современное искусство, несмотря на скудость, все же многообразно, о чем свидетельствуют уже упомянутые явления и художники).

Но почему же, если у нас так много разных и зачастую очень достойных авторов, в последние годы мы все чаще слышим ламентации о том, что современное искусство скучно? И это при том, что в России практически отсутствует очень распространенная на Западе порода крайне скучных институциализированных художников, всю жизнь перекатывающихся с гранта на грант и в огромном количестве, наподобие советских официальных художников былых времен, производящих совершенно никому (кроме чиновников от культуры и кураторов) не нужное искусство.

Да, конечно, сказывается давление рынка. Большинство отечественных покупателей находится на очень низком культурном уровне, они ведутся на анекдоты и щекотание нервов. Но, как известно, набор анекдотических сюжетов неизбежно весьма ограничен, и чем более ухарскими делаются анекдоты, тем вернее они вызывают зевки. То же касается щекотания нервов – здесь резерв не больше, чем в «муж вернулся из командировки...» или «почему менты никогда не едят маринованные огурцы из банок? – голова не пролезает».

Подлая деятельность Беляева-Гинтовта и «Божественный ветер»? Не буду вдаваться в вопросы этики, глупо об этом рассуждать, с эстетикой бы разобраться. Тут, если остаешься хоть в какой-то мере объективным, ясно: никуда не годится. Да и в чисто материальном отношении с платиново-бриллиантовым черепом Херста не сравнишь.

Новые технологии? Мы вечно в хвосте. Стилизм и украшательство? Хороший дизайнер украсит интерьер более профессионально, а английская акварелька XVIII века с лошадью заведомо лучше того, что у нас подается и продается как образец высокого стиля и вкуса, да и стоит дешевле.

На самом деле, скучно.

«Верю!»? Нет, не верю. По разным причинам, но прежде всего потому, что такого рода оптимизм и поиски духовности скучны и заставляют заподозрить их пропагандистов одновременно в неискренности и глупости. Ауратизм? Тут и вовсе в памяти всплывают строки из «Козьмы Пруткова»: «Нет ничего гаже и плюгавее / Русского безбожия и православия». Впрочем, Анатолий Осмоловский, кажется, к религиозности прямого отношения не имеет, но генетическое родство Чернышевский – Мережковский прослеживается. 

Особенно в мегаломанской уверенности, что некая идея может объяснить все.

«Скучно жить на свете, господа...», ведь и политически ангажированное, демонстративно не коммерческое искусство бодрости тоже не добавляет. В силу полного отсутствия у нас гражданского общества и публичной политики оно, к несчастью, приобретает кабинетные, если не сектантские формы. Я не исключаю, что как замкнутая площадка для политических и философских дискуссий такое искусство имеет смысл, но оппозиционный активизм и левая идеология окрашиваются в такой ситуации в милый декоративный колорит.

Прямое действие? Во-первых, никому еще не удалось убедительно доказать, что границы между искусством и жизнью нет. Во-вторых, даже если это так, пение матерных частушек в зале суда есть все же в большей степени хулиганское, то есть по закону наказуемое действие, чем эстетическое действие, принципиально находящееся вне поля действия УК и ПК РФ.

Я нарисовал удручающую картину? Да. Но утешаться можно тем, что всегда и везде по-настоящему хорошего искусства было намного меньше, чем плохого и никакого. Просто люди все же не совсем идиоты и сохраняли лучшее. И в нашем современном искусстве есть некоторое количество очень хороших, отрадных образцов.

Но при этом, слыша сетования на удручающее состояние вещей в искусстве, можно иногда услышать парадоксальное суждение: надоело фиглярство, надоел пошлый рынок, наводят скуку декоративный эстетизм и декоративный активизм, следовательно, надо вернуться к сознательно скучному, серьезному и предельно ответственному искусству.

Типа веревку по полю перетаскивать, как во времена оные.

Это выглядит так, будто люди, смертельно заскучав от окружающей их скуки, начинают тосковать по некой иной, спасительнойскуке.

Я с этим не согласен. Прямой связи между «скучное – хорошее» и даже «серьезное – хорошее» нет и быть не может. Ни Дюшан, ни Малевич, ни Бойс, ни Уорхол не были скучны; я даже не уверен, что они всегда были серьезны. Да и насчет перетаскивания веревки, как участник этого мероприятия, могу свидетельствовать: скучно не было. Напротив, было увлекательно: по небу тянулись облака, тянулась веревка, в голову приходили разные интересные мысли.

А вот что касается тоски, – это другое дело.

Вернусь к пустым строкам в стихотворении Монастырского. Они несут возможность быть успешно заполненными чем-то смешным, грустным, гражданственным, духовно-просветленным, углубленно мудрым или по-щенячьи дурашливым.

Тогда и куча песка может оказаться не тоскливой.