Выпуск: №70 2008
Вступление
КомиксБез рубрики
КонцептуализмДмитрий ПриговБеседы
О терминологии «Московского концептуализма»Андрей МонастырскийПубликации
Два воинаВиктор Агамов-ТупицынБеседы
Разговор о московском концептуализме, (Состоявшийся зимним декабрьским вечером 2007 года в подмосковном Внукове)Владимир СорокинБеседы
Борис Михайлов: «Концептуализм для меня – это аналитическая позиция»Николай РидныйБеседы
Йиржи Кованда: обыденное – невидимоТезисы
Искусство мнений. Тезисы о концептуализмеВладимир СальниковБеседы
Концептуализм – последнее авангардное движениеБорис ГройсИсследования
Идеологический концептуализм. Концептуальное искусство испано-американского мираДарья ПыркинаПерсоналии
Грегори Шолетт: набор «Сделай сам» художника-активиста (Включает различные инструменты и сменные части тела)Джеффри СколлерПерсоналии
Лара Альмарсеги: реставрируя жизненное пространствоЕлена ЯичниковаМонографии
Стратегия и политика всего нового. Как сегодня писать концептуальную биографию Тимура Новикова и петербургского искусства 90-хДмитрий Голынко-ВольфсонИсследования
Опыт преодоления, или куда ведет «запасный выход»?Ирина БазилеваМонографии
Программа Escape: квадратура кругаЕкатерина ЛазареваБеседы
Московская концептуальная школа в зеркале моего поколенияНиколай ОлейниковСобытия
«Правильная» биенналеЕлена ЛукьяноваСобытия
Восток versus Запад и Запад versus ВостокЗейгам АзизовСобытия
Невидимое сходство и очевидные различияПолина ЖураковскаяВыставки
Авдей Тер-Оганьян, или последний авангардистИлья БудрайтскисВыставки
Нулевой уровень интенсивностиВиктор Агамов-ТупицынВыставки
Активизация личногоИрина БазилеваВыставки
«Равенства» по КовылинойНаталья БыстроваЗейгам Азизов. Родился в Азербайджане. Художник. Выставлялся, публиковался и преподавал во многих странах. Сейчас преподает в Central St. Martin’s College, London University of Arts. С 1992 года живет в Лондоне.
«Реальность мечты», 3-я биеннале в Баку,
Дворец Ширваншахов, Музейный центр,
галерея «Апшерон», 03.12.07–06.12.07
Каждая эпоха конструирует свою особую идеологическую структуру. Если в 1990-х такая структура артикулировалась через псевдорадикальное искусство, то сегодня эстафета переходит к искусству, отмеченному участием в регулярных рекордных мероприятиях. Новой структурой становится «культура биеннале», возникшая в середине 1990-х. Прежние формы репрезентации искусства, разумеется, также сохраняются, однако в создании события никакая выставка не способна сравниться с биеннале. Биеннале как форма сводит множественность форм к позиции и расположению, историю – к факту, вещи – к материи и представляет двухлетние изыскания художников в виде протоколов и призов.
Для большинства думающих людей сегодня вполне очевидно, что идеология функционирует как спектакулярное событие – событие явления и растворения. Регулярно возникающие между такими появлениями и исчезновениями интервалы часто сопровождаются молчаливым созерцанием этого спектакля. Современное искусство уже довольно давно начало терять свою способность к негации. На протяжении нескольких последних десятилетий негация свелась к тихим ритуальным повторам: бунт превратился в метод, критика предстала риторикой, трансгрессия выродилась в церемониал. Негация потеряла креативный и критический потенциал. Мы наблюдаем, как идеология являет себя самое в чистой, но бестолковой форме – что обрекает креативность и критику на потерю своих ролей.
Такая вот именно конъюнктура и открывает пространство для игры идеологии; слова президента Путина о культурной экспансии как «единственно доступной для России форме экспансии» относятся также к большинству современных обществ, поскольку из инструмента отрицания, негации культура превратилась в орудие экспансии. Как только художественный жест стал «средством без целей», возникла площадка политических игр. Сегодня большинство развивающихся стран используют излишки доходов от продажи нефти и газа для «продвижения» искусства или его так называемых «радикальных форм», которые, как правило, уже на момент создания запаздывают. Стюарт Холл назвал это «регрессивной модернизацией». Другими словами, сегодня возникла определенная форма искусства, которая повторяет недавние радикальные художественные жесты, лишая их политического контекста – что прекрасно подходит доминирующей политике биеннальной культуры.
В данном весьма кратком тексте я хотел бы поделиться своими впечатлениями от биеннале в Баку, в которой мне довелось принимать участие. На полный анализ взаимосвязей между идеологией и «биеннальной культурой» недостает сейчас ни времени, ни места, однако на примере Бакинской биеннале я постараюсь продемонстрировать, как «идеология работает на сохранение и воспроизводство производственных отношений». В эпоху глобальности воспроизводимость условий транснационального производства одновременно является воспроизведением форм искусства, готовых поддерживать существующие отношения.
Биеннале, открывшаяся в Баку 3 декабря 2007 года, вновь засвидетельствовала растущую важность биеннальной структуры для нынешней политики: биеннале современного искусства является обязательным мероприятием для капитала каждой новообразованной географической единицы глобального мира – поскольку современное искусство считается эмблематичным свидетельством движения к современности. Эту свою функцию современное искусство прекрасно выполняет даже после изъятия критического содержания. Пусть искусство ушло, зато современность с нами! Искусство – это последний завет современности!
Третью Бакинскую биеннале организовала Лейя Ахунд-заде, курировавшая в том же 2007 году Азербайджанский павильон на 52-й биеннале в Венеции. Исходно выставка в Баку называлась «Алюминий» («Aluminium»), и только в этот – третий – раз, получив значительную поддержку Министерства культуры и других крупных спонсоров, она решилась позаимствовать бренд биеннале. Тема выставки звучала как «Реальность мечты» («Reality of dreams»), в чем можно усмотреть отсылку к мечте модернизма о расширении искусства во всех направлениях реальности, на все четыре стороны света. К участию же в биеннале было приглашено около 50 художников из 19 стран (среди прочих были представлены Канада, Франция, Грузия, Германия, Россия, Италия, США, Корея, Голландия, Великобритания, Казахстан).
Выставка развернулась в двух довольно примечательных зданиях: во дворце азербайджанских королей Ширваншахов XVI века и в бывшем музее Ленина, ныне превращенном в Музейный центр. Два этих места – одно традиционной восточной архитектуры, другое советских времен – и работы, экспонированные в них, образовывали сочетание старого и нового, традиционного и современного, артикулируя значимость их взаимосвязей. Так в линейной перспективе создавалась панорамная картина прошлого-настоящего-будущего (вспомним известные идеи Делеза о времени и его современном функционировании). Помимо двух названных площадок, в галерее «Апшерон», расположенной на небольшой улочке Ишери-Шехер (во Внутреннем городе), выставлялись работы грузинских художников (куратор Магда Гурули).
Однако, в отличие от делезианской перспективы, знак равенства между «прошлым» и «настоящим» был поставлен в Баку совершенно иначе: целью стало сглаживание различия (современное искусство выставляется в антураже традиционной архитектуры) и символическая демонстрация связей «Востока» и «Запада». Регрессивная модернизация стремится выглядеть ровной, неагрессивной, поскольку взаимосвязи внутреннего и внешнего здесь переплетаются (в отличие от тоталитарного угнетения, которому люди подвергаются откуда-то сверху). Все более ощутим надзор извне, в целях маскировки совпадающий с субъектами. Таковыми субъектами становятся те, кто интернализировал само состояние наблюдения. Этот процесс не может не налагать отпечаток на художественные объекты, и идеология «господина» совпадает с волей и желанием «угнетенного» субъекта. Как следствие, создается впечатление, будто произведения искусства созданы сообразно нашему ровному и «богатому событиями» времени. Симуляция реальности, лишенная отсылок, основания, источника; «фатальная стратегия» Бодрийяра. Не только «культура биеннале» знает, как угодить идеологиям, – сами художники понимают, как угодить биеннале. Работы же более красноречивы.
Рашад Алекберов задействует в инсталляции «Взгляд на два города с одной точки зрения» («Looking at Two Cities from One point of view») две лампы, по очереди освещающие с разных сторон один город: азиатский и европейский облики Китая сменяют один другой, демонстрируя конфронтацию Востока и Запада, характерную для современного положения дел в этой части планеты.
Древние комнаты дворца Ширваншахов заполнены работами, использующими новые технологии: экраны, свет и звук. Инсталляция «Пекарня» («Bakery») швейцарской художницы Изабель Клигз напоминает традиционную азербайджанскую пекарню: свежий хлеб покоится в специальных углублениях. В инсталляции француза Бриса Мэтью западные игрушки время от времени «купаются» в нефтяном баке, пачкаясь в азербайджанской нефти.
Русская художница Наталия Мали (живущая в Москве, Лондоне и Берлине) представила перформанс «Время съемок» («The Shooting time»), во время которого просила азербайджанских женщин и мужчин надеть национальные костюмы – в знак сопротивления наступлению стирающей всякие различия культуры брендов. Некоторые женщины с радостью соглашались, другие же отказывались от традиционных нарядов, предпочитая футболки «Burberry». Сделанные по ходу перформанса фотографии напоминали изображения в глянцевых журналах. Как заметила Мали, «мне казалось, что им было известно все о западной культуре, они пытались копировать ее». Алмагуль Менлибаева (Казахстан) сняла в Лондоне фильм: женщина среднеазиатской наружности переодевается в различных частях города. В сердце сверхсовременного Лондона, где все привыкли к постоянным переменам, ее национальные костюмы предстают не какой-то экзотикой, но скорее очередным новомодным веянием.
Общая идея работ большинства художников – проявление в объектах повседневности характерной для Запада мозаичности и восточной орнаментальности. Сегодня, однако, разительное различие между Востоком и Западом исчезает. Образ жизни и мышления людей по всему миру уже определяется глобальными брендами, общим языком и информационными средствами. «Сияющая звезда» («The shining star»), перформанс американского художника Пола Зогрофакиса, тематизирует повсеместный феномен современности: превращение человека в медийную «звезду». В ходе перформанса Зогрофакис разбивает все освещающие сцену лампы, погружая пространство во тьму, в которой должен сиять он сам – «звезда». Весьма интересна здесь параллель с растущей страстью к самовыражению через визуальные образы в условиях все большей активности средств информации, дающие возможность каждому стать «звездой». Работу по превращению в «звезду» выполняют медиаресурсы как Интернета (You Tube, Myspace, Facebook, Google), так и телевидения (программы наподобие X-factor, Strictly Come Dancing, Pop Idol и т.п.). Перекодируя образы прошлого, искусство свободно использует их в качестве выразительных средств, тогда как капитализм заимствует их функции ради предъявления собственного образа.
В видеоработе «Разговор» («Conversation») живущего в Швейцарии грузинского художника Коки Рамишвили автор говорит, сидя у окна (говорит, возможно, о кризисе искусства!). Постепенно изображение Рамишвили раздваивается, и зритель понимает, что речь художника обращена к собственному двойнику: возникает мысль о неизбежности шизофрении у современных людей. Близкие темы развивает в своей работе и Баби Бадалов (Азербайджан/Великобритания), описывая фрустрацию привыкшего к кириллице человека в ситуации, подобной азербайджанской – страна недавно перешла на латинский алфавит. В двухканальной видеоинсталляции «Пазл» («Puzzle») испанского художника Дэвида Марото пара смотрит фильм. Девушке (первое видео) лента напоминает прочтенную не так давно книгу, название которой она, однако, вспомнить не может. Эта загадка играет для Дэвида Марото роль лакановского маленького объекта а, помогая найти ответ: во втором видео он читает «В поисках потерянного времени» Марселя Пруста – книгу, которую пытается вспомнить девушка.
Капитализм – или современный глобальный капитал – согласно самой своей природе пересекает территорию культурного сознания (в данном случае – современного искусства), ставшего шизофреническим, а возможно даже и шизо-аналитическим инструментом в делезианском смысле. Сложные формы сообщают «себя через себя», тогда как массовые образы позволяют «субъектам функционировать самим по себе» (Луи Альтюссер). Поскольку наше существование неформально, а искусство все более переплетается с жизнью, совершается переход к неформальному нарративу, что проявляется и в желании быть современным. Субъективность выражается через действие, через практику, без субъекта. Создание искусства – политика в чистом виде, цель которой в отсутствие рефлексирующего субъекта – казаться современным. Подобно определенному типу множеств, которые не содержат самих себя в качестве своего элемента и не определяются, таким образом, тем, что сами определяют (в математическом парадоксе английского философа Бертрана Рассела). Вокруг этой мысли строится моя видеоинсталляция «Мягкая топология» («A soft topology»). В процессе идентификации субъект стремится ускользнуть от идентичности. Используя миграцию в качестве метафоры искусства в движении, я пытаюсь показать возможное состояние искусства. Быть может, в этом или ином случае, раз в два года – то есть биеннально – пересекая созданную «культурой биеннале» глобальную территорию, искусство сумеет вернуть веру в свой критический потенциал.
Баку – Лондон
Декабрь 2007 – январь 2008
Перевод с английского Сергея ОГУРЦОВА