Выпуск: №97 2016

Художественный журнал №97Художественный журнал
№97 Душа и форма

Авторы:

Вадим Захаров, Степан Ванеян, Иван Новиков, Теймур Даими, Андрей Фоменко, Кети Чухров, Андрей Шенталь, Тристан Гарсиа, Мария Калинина, Александра Сухарева, Алексей Масляев, Дмитрий Виленский, Артемий Магун, Александр Скидан, Борис Гройс, Катрин Малабу, Катя Статкус, Жак Рансьер, Анна Шувалова, Анна Комиссарова, Наталья Федорова, Егор Софронов

Авторы:

Вадим Захаров

Название настоящего номера восходит к ранней книге Дьердя Лукача. В ней он писал о том, что всякое произведение искусства стремится к своей форме, как к судьбе, которая отпечатывается в бесформенном материале искусства, и что это — единственный способ, с помощью которого жизнь обнаруживает свою сущность. Эти идеи молодого философа, разумеется, узнают себя в современной ему «философии жизни», однако корни их уходят к истокам европейской мысли. Уже само понятие forma есть, по сути, «латинский термин-посредник между целой массой... греческих понятий и их новоевропейскими эквивалентами» (С. Ванеян «Смысл “Формы”»). В минувшем же ХХ веке полем для продолжения этой проблематики стала поэтика модернизма. Ведь «модерн — это искусство, стремящееся предвосхитить общество, где дух целиком станет материей, а материя будет полностью претворена в дух» (Ж. Рансьер «Танец света»). При этом обсуждение этой поэтики свелось к столкновению двух линий интерпретации. Одна из них, наследующая кантианскую эстетику, разрабатывалась Клементом Гринбергом, Розалинд Краусс, а другая, восходящая к Гегелю, — Теодором Адорно и Петером Бюргером (К. Чухров «Эстетики никогда не было...»). И все же взяться за эту тему «ХЖ» сподвигли в первую очередь запросы актуальной ситуации. Если коммуникационная эстетика 1990-х и активистская практика 2000-х вывели категорию формы из эпицентра своих интересов, то, похоже, сегодня практику современных художников вновь начинает определять проблематика формы в ее диалектике с эмпирическим опытом проживания. Вновь в форме начинают усматривать убежище сакрального (В. Захаров «“Smart-аrt” и “smart-comrade...”»). Вновь, как в годы молодого Лукача, художественный порядок пытаются обнаружить в органическом становлении природных форм (И. Новиков «Я хочу бояться леса»). Вновь искусство понимается как созерцание внутренней логики самой жизни (М. Калинина «Уклоняясь к интимности»). Отсюда искусство вновь возвращается к идее Лессинга, что его предназначение — в «изображении тел в пространстве, а не событий во времени» (А. Фоменко «Темная сторона фотографии»). Вновь искусство отождествляют с «“чувственным восприятием”, позволяющим работать с формальным языком в режиме... свободном от груза бесконечных семантических интерпретаций» (Т. Даими «Деструкция соблазна тотально видимого»).       

Есть, наконец, еще одно сходство современной ситуации с художественным опытом столетней давности. Сегодня, также как и тогда, симптоматика времени наиболее полно реализует себя в сценическом перформативном действии (К. Статкус «О танце в музее...»). А потому пытливые умы в определении сегодняшней современности прибегают к аллюзиям на Gesamtkunstwerk Вагнера (А. Магун в «Вагнер расслабиться не даст», Б. Гройс «Дмитрий Пригов: призраки хаоса»). Или же пытаются определить гиперсовременность наших дней через анализ досовременного балета Лои Фуллер (Ж. Рансьер «Танец света»). Однако не противоречит ли эта ставка на театральность попыткам вернуться к «чувственному восприятию» и воссозданию «тел в пространстве»?

Противоречие это снимается тем, что в лучших образцах современного искусства, подобно тому как это уже происходило в модернистском искусстве 1960-70-х, «театральность побеждается благодаря ее дальнейшей объективации через идеалистические представления о «медиуме формы» (А. Шенталь «Панцирь черепахи...»). Вот почему, когда нас призывают сегодня «вернуться к Ницше», то речь идет не о прямолинейно понятом «вечном возвращении», а о попытке «придумать новый подход к жизни» (К. Малабу «Перформанс и власть в действии...»). И если сегодня художники заговорили вновь о душе, то это потому, что их «личный опыт переживания проекта внутри собственной жизни» понимается альтернативой бездушным «корпоративным методам современной арт-системы» (М. Калинина «Уклоняясь к интимности»). И если  художники снова заговорили о форме, то речь идет «о произведениях как самоотрицающих, самоотрекающихся, самоупраздняющихся объектах, противостоящих кооптации капиталистическим рынком» (А. Шенталь «Панцирь черепахи...»).

Поделиться

Продолжить чтение