В Рамонском районе Воронежской области на берегу Дона есть село, которое называется Горожанка. Именно там я провел свое дошкольное детство. Мои воспоминания о Горожанке связаны в первую очередь с теплым бабушкиным домом. Зимой мы топили печь, пили чай из собранных на горожанских лугах трав и земляники из лога на другом краю села. За стеной тихо пищали и копошились мыши, зимняя темнота окутывала село. Тогда я впервые открыл для себя «Вечера на хуторе близ Диканьки» Николая Васильевича Гоголя, и зимние горожанские ночи и описания «Ночи перед Рождеством» слились в моей памяти в одну бескрайнюю южнорусскую ночь.

Пейзажи этих мест — поля и пашни в окружении сосен. Весной и осенью я подолгу гулял по распаханным полям, и, когда я видел рыхлую почву, чувствовал ее запах и тепло, ощущал вязкость чернозема, во мне просыпалось понимание метафизики земли. Верно отметил это чувство Николай Александрович Бердяев, писавший, что «очень сильна в русском народе религия земли, это заложено в очень глубоком слое русской души. Земля — последняя заступница. Основная категория — материнство»^[1]. Но распаханная почва — это не только рождение, это еще и смерть. Неудивительно, что в русском сознании рождение и смерть так тесно связаны. Земледельческий характер хозяйства позволял непосредственно видеть: то, что из праха взято, в прах и возвращается. Вероятно, здесь берет начало и завороженность русской культуры смертью.

Горожанка для меня — это не только мои детские, дошкольные воспоминания, но и память о предках, которые жили в этом месте. В феврале 2015 года в Москве я участвовал в выставке «В нашем сердце идут облака» московской галереи «Электрозавод», куратором которой был Арсений Жиляев. Выставка была посвящена отражению идей «философии общего дела» Николая Федорова в молодом, преимущественно воронежском, искусстве. Обдумывая работу для выставки, я решил обратиться к теме корней. В книге «Метафизика ландшафта» Валерий Подорога пишет: «Природные элементы входят в состав мыслимого, оставляя следы в материи философского письма, подобно прожилкам в мраморе. Мысль не может существовать вне своего места, ей небезразлично собственное место-положение в структуре бытия»^[2]. Стоит добавить, что данное наблюдение справедливо, пожалуй, не только для «философского письма», но и для творчества вообще.

Моя работа представляла собой и в прямом смысле слова корни, то есть найденные куски дерева, и отсылку к моим собственным корням, поскольку я выкопал и привез их из старого горожанского сада.

Одним из симптомов кризиса современности является утрата человеком укорененности и замещение ее глобальным множеством не-мест. С распространением новой ценностной парадигмы человек оказывается окружен бесконечно возрастающим числом не-мест, противостоящих всякому месту с его уникальностью и особенностью, личным и интимным сторонам жизни человека, его укорененности и памяти. Нескончаемый информационный поток становится современной разновидностью диктатуры. Информация теряет ценность, превращается в бесконечное пустословие, не дающее человеку сосредоточиться на вневременных, непреходящих сторонах его бытия; она навязывает человеку определенный образ жизни, образ мысли, предлагает суррогаты веры и любви. И наиболее радикальным способом противостоять глобальному диктату становится возвращение к уникальным местам, связанным с человеческой индивидуальностью. Эти места в целом можно обозначить как «почва» — и, соответственно, это возвращение к укорененности.

Моя подруга, сербская художница Невена Поледица, родившаяся в небольшом сербском городе Ариле, не устает повторять: «Сегодня мы перенасыщены впечатлениями. Достаточно вбить в Google какой-нибудь термин, и ты увидишь тысячи связанных с ним фотографий. В этом смысле мы утратили способность осознавать их. Вот почему мне понадобилось увидеть всю красоту, которая скрывается за внешним видом. Ты можешь почувствовать себя удивительно связанным, например, с деревом, если стоять подле него какое-то время, и это прекрасно»^[3]. Действительно, интернет подарил современному человеку чудесную возможность в любую секунду увидеть фотографии практически любого места в мире. Но жизнь современного человека переполнена информацией. Печальные симптомы заметил уже Мартин Хайдеггер, отмечавший, что «многие другие, чья родина была спасена, все же оторвались от нее, попавши в ловушку суеты больших городов, им пришлось поселиться в пустыне индустриальных районов. […] Час за часом, день за днем они проводят у телевизора и радиоприемника, прикованные к ним. Раз в неделю кино уводит их в непривычное зачастую лишь своей пошлостью воображаемое царство, пытающееся заменить мир, но которое не есть мир. ”Иллюстрированная газета“ доступна всем. Как и все, с помощью чего современные средства информации ежечасно стимулируют человека, наступают на него и гонят его, — все, что уже сегодня ближе человеку, чем пашни вокруг его двора, чем небо над землей, ближе, чем смена ночи днем, чем обычаи и нравы его села, чем предания его родного мира»^[4].

Бесспорно, доступность информации является одним из главных достижений нашего времени. Но в ситуации стирания границ исчезает уникальность и неповторимость каждого места. Как пишет Жан Бодрийяр: «Когда политично все, ничто больше не политично, само это слово теряет смысл. Когда сексуально все, ничто больше не сексуально, и понятие секса невозможно определить. Когда эстетично все, ничто более не является ни прекрасным, ни безобразным, даже искусство исчезает»^[5]. Так же и единственные в своем роде явления перемалываются в глобальный информационный фарш, составляющие которого полностью лишаются уникальности.

И тут снова хочется вспомнить Мартина Хайдеггера, заметившего, что «сейчас под угрозой находится сама укорененность сегодняшнего человека. Более того: потеря корней не вызвана лишь внешними обстоятельствами и судьбой, она не происходит лишь от небрежности и поверхностности образа жизни человека. Утрата укорененности исходит из самого духа века, в котором мы рождены»^[6]. И в этом смысле возвращение к корням, к укорененности является вызовом современности. Я бросаю вызов, возвращаясь на свою родину. В Горожанке я провел всего несколько лет детства, в школу пошел уже в Воронеже. Я жил с родителями на проспекте Труда и учился в восьмой школе напротив Воронежского государственного технического университета, который мы называли просто Политехнический институт. Потом уже был «красный корпус» Воронежского государственного университета и философский факультет. Но все это время я продолжал бывать в Горожанке, иногда жил там и по несколько месяцев.

Таким образом, присягая на верность месту, связанному с его личной историей, человек оказывает сопротивление навязыванию глобального не-места и тем самым радикально противостоит современности с ее унификацией человека, уничтожением уникальности и интимности, противостоит информационному насилию, становящемуся инструментом современной диктатуры. Обращение к корням, к почве подчеркивает уникальность, индивидуальность как человека, так и связанного с ним места на фоне всеобщей неуникальности, неинтимности, глобальности не-мест.

Но не следует воспринимать технику, в том числе и цифровые технологии, как нечто, что несет в себе нравственное измерение само по себе Техника нравственно нейтральна; очень многое зависит от самого человека: в ситуации современной диктатуры глобальности, тотального господства не-мест вернется ли он к корням, к тому образу жизни и осознанию самого себя, который непосредственно подразумевает обращение к природному, родному, уникальному. В своей геофилософской интерпретации творчества Мартина Хайдеггера, которую условно можно обозначить как «от разговора на проселочной дороге к ландшафту Шварцвальда», Валерий Подорога отмечает: хотя «мыслитель, если он стремится ”вработать“ свою мысль в то место, где она становится возможной как мысль о бытии, мыслит то, что через него мыслится место-пребыванием бытия, то есть ландшафтом. Творящий ландшафт открывает место-пространство хайдеггеровской мысли. Или, как говорит Хайдеггер: “Весь ход труда остается погруженным в событие ландшафта”»^[7], нам все же «не следует думать, что Хайдеггер пытается свести мысль к тому, что не является мыслью, например, придать ей уничтожающие ее локализации в национальной территории»^[8]. Действительно, мысль имеет универсальный характер, и вопросы, которые ставит философ, имеют значение для любого человека. И потому, как представляется, поворот к природе, означающий обращение к личному, имеет огромный смысл в современной общественной и культурной ситуации.

Важную роль здесь играет не только уникальность и интимность места, но и открывающаяся для человека возможность уединиться, побыть наедине с собой, со своими переживаниями и мыслями, которой мы столь часто лишены.

Примечания

1. ^ Бердяев Н. Русская идея // Самопознание: Сочинения. М.: Эксмо, 2008. С. 18. 
2. ^ Подорога В. Метафизика ландшафта. М.: «Канон-плюс», 2013. С. 279. 
3. ^ Murphy F. 35mm Fun: Nevena Poledica. Interview // http://admin.grolsch.com/uk/node/8561.
4. ^ Хайдеггер М. Отрешенность // Разговор на проселочной дороге. М.: Высшая школа, 1991. С. 105–106.
5. ^ Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, КДУ, 2009. С. 16.
6. ^ Хайдеггер М. Указ. соч. С. 106.
7. ^ Подорога В. Указ. соч. С. 279.
8. ^ Там же. С. 282.