18+

 

Процесс написания текстов неприятен и утомителен. Лично я терпеть его не могу. Поза пишущего за компьютером вредна для здоровья. Из-за нее возникает сколиоз и портится зрение. Письмо — в чистом виде ручной труд: нажимаешь кнопки на клавиатуре одну за другой и чувствуешь себя промышленным рабочим XIX века. Но почему тогда авторы продолжают писать? Причины разные, но есть и особый аспект письма, отличающий его от остальных видов деятельности. Текст устойчив во времени — он обещает транстемпоральность и даже бессмертие. Конечно, такое свойство текста роднит его с визуальными искусствами, музыкой, кино и архитектурой, но все эти практики требуют какой-то организации, коллективных усилий, а следовательно, и денег. Письмо же, напротив, занятие индивидуальное — последний шанс для отдельного человека произвести что-то устойчивое в нашем неустойчивом мире. По крайней мере, со времен Деррида мы не верим, что пишущий может «стабилизировать» свое «намерение». В конечном итоге, мы не можем знать, что «хотел сказать» автор. Но текст есть сочетание букв, а не «намерений». После того как они — эти сочетания букв — подписаны, они становятся «авторизованными». Пока они в буквальном смысле воспроизводятся — в печатном ли виде, в интернете или как-то еще — их авторы живут. Именно поэтому авторство пережило деконструкцию. Но переживет ли оно искусственный интеллект?

Вне всякого сомнения, появление и поступательное развитие ИИ поставили индивидуальное авторство под сомнение. Пишущие авторы — последние ремесленники индустриального мира — наблюдают, как их труд тонет в океане текстов, производимых машинами. Читатель больше не может определить, написал ли какой-то текст человек или его произвел ИИ. Конечно, могут возразить, что разницы в принципе особой нет. Читатель может получить удовольствие от стихотворения или романа, счесть убедительным философский трактат, написанный искусственным интеллектом. И, в самом деле, с точки зрения читателя, разница между текстом, который написал человек, и текстом, произведенным машиной, не имеет вообще никакого значения. Однако значит ли это, что пишущие авторы наконец будут освобождены от нудного писательского труда?

Ответ — да, хотя и не совсем. Как, например, машина узнает, что ей надо написать текст и какой именно это должен быть текст? Классические промышленные машины начинают производить определенные «предусмотренные конструкцией» изделия после того, как их приведут в движение, например, нажмут на кнопку электропитания. Можно сказать, что поведение промышленных машин похоже на инстинктивное: их «триггерит» как животных, реагирующих на внешние импульсы. В отличие от них, к искусственному интеллекту необходимо обращаться письменно. Большие языковые модели (LLM) никто не триггерит, их промптят. Искусство написания промптов становится все более важным для будущего коммуникации между человеком и ИИ. Сегодня научиться писать промпты можно на курсах. Таких курсов становится все больше: их во множестве можно найти в интернете. 

Вот пример текста, приглашающего пройти один такой курс: «Промптинг для ИИ — важный скилл, потому что он позволяет нам эффективно коммуницировать с ИИ-моделями и получать нужный результат. Овладев искусством промптинга, мы сможем поставить себе на службу потенциал мощных генеративных моделей, чтобы создавать, например, классные истории и изображения или реализовывать другие функции, например, делать резюме текстов или автоматически редактировать видео, экономя при этом время, токены (число знаков) и в конечном счете деньги». И далее: «Благодаря грамотно составленному промпту ИИ поймет намерения пользователя и даст более релевантные и точные ответы. И наоборот, расплывчатые или неудачно сформулированные промпты дадут результат бесполезный или неправильный». Иными словами, текст или изображение, сгенерированные искусственным интеллектом, суть интерпретация авторской интенции промпта. 

Соответственно, эту интенцию следует сформулировать четко, чтобы ИИ адекватно ее понял. Каким-то парадоксальным образом практика промптинга возвращает нас к классической фигуре автора, которую поставил под сомнение дискурс деконструкции. В самом деле, читая традиционный текст, написанный человеком, мы не могли реконструировать авторскую интенцию, породившую этот текст: читатель не мог заглянуть в мозг автора, увидеть там первоначальную интенцию и сравнить ее с текстом, который эта интенция породила. Однако тексты, написанные машиной, такую возможность дают. Надо лишь посмотреть на первоначальный промпт и сравнить его с интерпретацией, сгенерированной искусственным интеллектом. Такую сопоставительную операцию могут с одинаковым успехом выполнить и автор, и читатель. Но когда мы говорим об интерпретации промпта, возникает вопрос: что значит «ИИ интерпретирует промпт», а не просто реагирует на него? 

Герменевтика — анализ интерпретаций — есть основа наук о человеке. Способность к интерпретации, как представляется, определяет различие между людьми и вещами, в том числе машинами. Вещи подчиняются законам природы, например, закону всемирного тяготения. Люди же, прежде чем так или иначе выполнить, либо отказаться выполнять социальные правила, сначала эти правила интерпретируют. Поэтому люди историчны, а вещи нет. Камни реагируют на закон всемирного тяготения сегодня так же, как и в прошлом. Однако наша современная интерпретация государства и его законов прошла через множество исторических трансформаций. Поэтому, если ИИ работает посредством интерпретации, значит он тоже историчен.

И в самом деле, в тот или иной исторический момент функционирование ИИ в качестве производителя текста или изображения определяется степенью его обученности, технологического потенциала, но еще — и, наверное, в первую очередь — исторически накопленной массой текстов, на основе которых ИИ и работает. С течением истории эта масса текстов меняется: некоторые тексты включаются в ее состав, некоторые исчезают. ИИ-технологии тоже меняются. То есть если я как пишущий автор напишу промпт, а искусственный интеллект на его основе сгенерирует текст или изображение, я сразу увижу, как мой текст понимается и интерпретируется в данный исторический момент — и не отдельным индивидом или группой людей, а всей цивилизацией, в которой я живу. ИИ есть не что иное, как воплощенный цайтгайст. Задавая промпт этой цайтгайст-машине, я получаю возможность анализировать и «диагностировать» момент истории, современником которого являюсь. 

Руководства по промптингу учат читателей формулировать промпты так, чтобы искусственный интеллект правильно понимал и толковал их интенции, иными словами, так, чтобы ожидания автора промпта были полностью удовлетворены сгенерированным на основе промпта текстом или изображением. Но в чем тогда вообще смысл промптинга ИИ? Промптинг предполагает некую неожиданную, удивительную реакцию. Ты задаешь ИИ промпт, чтобы он написал нечто, что автор промпта сам написать бы не смог. ИИ способен перерабатывать огромный объем уже существующих текстов и изображений, тогда как отдельно взятый пишущий автор живет в своем текстовом «пузыре». Складывается ощущение, что основная часть культурного — текстового или визуального — наследия ускользает от нашего знания. Наша способность перерабатывать имеющийся текстовый материал очень ограничена, и к тому же объем материалa постоянно растет. Отдельно взятый пишущий автор не в состоянии угнаться за этим ростом. Поэтому мы рассчитываем, что ИИ, способный перерабатывать намного более крупные объемы уже имеющейся информации, в качестве реакции на промпт выдаст ответ, который будет отражать уже накопленную массу текстов лучше любого отдельно взятого пишущего автора. Пока эту массу текстов можно рассматривать как воплощенный цайтгайст, промпт будет принимать форму диалога между отдельным автором и цайтгайстом.

Однако нельзя сказать, что ИИ манифестирует нечто похожее на vox populi или, как сейчас говорят, the hive mind, «коллективный разум». Человеческая жизнь встроена в жизнь космическую. Люди имеют доступ к накопленной массе текстов, но еще — к экстралингвистической сфере: к животным, океанам и звездам. Конечно, много раз говорилось, что за пределами языка ничего нет. Но чтобы так говорить, приходилось использовать понятие языка, отличавшееся от того, которое мы используем здесь: для нас язык — это лишь масса письменных и аудиодокументов, и не более того. Традиционная роль пишущих виделась именно в якобы имеющейся у них способности выражать в литературных формах опыт, полученный ими в экстралингвистической, космической сфере. До какой степени это возможно, вопрос открытый. Достаточно пока будет сказать, что такое выражение автоматически уничтожает само себя в момент, когда предпринимается попытка осуществить это выражение: даже если новый текст делает вид, что рожден из океанов и звезд, он все равно занимает свое место среди других литературных произведений, тогда как океаны и звезды остаются на своих обычных местах за пределами литературного канона. Степень разрыва того или иного нового литературного произведения с этим каноном обычно рассматривается как степень его «аутентичности», его внелитературного происхождения. Однако в наше время уже нельзя говорить о литературном каноне. Человеческое сознание не в силах изучить и переработать всю массу накопленных текстов. Ее воспринимают как огромную свалку, на которую, как отход, выбрасывают всякий новый текст. В самом деле, постоянно увеличивающийся объем текстов менее доступен людям, чем океаны и звезды, остающиеся на своих местах.

Люди смотрят телевизор, посещают выставки, театры, кинотеатры и книжные магазины, чтобы узнать, как выглядит цайтгайст — их собственная современность. Однако неизбежно возникает ощущение, что огромные и, наверное, самые важные сферы современной жизни остаются вне зоны видимости. И эта темная сторона цайтгайста «инфицирует» души «творцов», зрителей и читателей типично модернистской нервозностью. Однако если накопленная масса текстов и документации недоступна для человеческого ума, она доступна для искусственного интеллекта. Сегодня промптинг кажется единственным способом взаимодействия с этим «объективированным письмом», этим воплощенным цайтгайстом. Инструкции по промптингу, которые я упоминал выше, рекомендуют читателям адаптировать стиль своих промптов к «четкому и внятному» способу мышления, который мы склонны ассоциировать с якобы «логически» мыслящими машинами. Однако мы уже видели, что ИИ работает за счет переработки фрагментарно и хаотично накопленной массы текстов. Логичность структуры текстов, сгенерированных искусственным интеллектом, иллюзорна. Чтобы изучить и диагностировать накопленные объемы текстов, необходимо применять не четкие и внятные, а парадоксальные и провокативные промпты, ставящие организационные принципы ИИ под сомнение и раскрывающие хаос, скрытый под гладкой поверхностью его текстовой продукции.