23 мая 2024 года ушел из жизни современный художник Валерий Чтак.

Мне тяжело и странно писать о нем в прошедшем времени. Да и как мыслить современного художника в прошедшем времени? Он или она либо современные, либо в прошлом, верно? Говорят же, что подлинно современным является только то искусство, которое уловило свое настоящее. А значит, по прошествии некоторого количества лет автор любого самого актуального и современного художественного высказывания либо выпадает из потока времени, либо оказывается в трамвае истории искусства и становится «классикой». 

Однако, учитывая нынешние дискуссии о том, что проект «contemporary art» заканчивается в том виде, который мы знали до 2020 года, — все становится сложнее. Я не хочу пускаться в полемику об актуальном состоянии художественной жизни, мои мысли сейчас не об этом. Но уход Валеры Чтака в моей картине художественного мира обозначил окончание целого периода отечественного искусства. Система современного искусства в России, которая не без труда появилась в 1990-е, сейчас претерпевает фундаментальный слом. И Чтак оказался символом этого культурного феномена. 

«Рок-звезда российского современного искусства», — как его называли зарубежные журналисты. Он прошел через многие ключевые события художественной жизни России последних 30 лет. Войдя в мир искусства в конце 1990-х, Чтак успел поучаствовать в легендарных событиях Московского акционизма — «Школа современного искусства» Авдея Тер-Оганяна, «Баррикада на Большой Никитской», во-многом поворотная Арт-Москва 1998 года и акции «Общества Радек». Этот ранний этап его творчества рывком внес еще юного дипломированного библиотековеда в самые авангардные эксперименты российского искусства.   

В дальнейшие годы Чтак стал одним из важнейших художников, которые сформировали очертания отечественной художественной системы. Его искусство прошло через центральные узлы эпохи. Это и «АРТСтрелка», открывшая десятилетие джентрификации, и галерейный бум 2000-х, и становление «уличной волны» в искусстве России, и Московская биеннале современного искусства 2011 года (пожалуй, самая звездная), и попадание в многочисленные топы и рейтинги художников, и, наконец, вхождение в художественный канон — коллекцию Третьяковской галереи. Показательно, что Ханс-Ульрих Обрист после своей поездки в Москву запомнил всего двух художников — Валеру Чтака и Андрея Монастырского. Словно две эпохи развития российского искусства.

Возможно, кто-то скажет, что я слишком педалирую карьерные успехи Чтака. Что я некорректно делаю его синонимичным с российским contemporary art. И что конец той эпохи связан не с его уходом. Может быть и так. Но пишу я это для того, чтобы подчеркнуть и оттенить другую сторону его личности, про которую не писали в некрологах. 

Когда мы познакомились с Валерой в начале 2010-х, я был совсем юным художником, который только начинал свой путь в искусстве. А Чтак — буквально супер-звездой. Его работы были в центре чуть ли не всех художественных событий того года. Его картины, инсталляции создавали впечатление, что автор оказался среди нас по непонятному стечению обстоятельств. Любимейший его образ тогда — еврей-хасид на скейтборде в сочетании с многочисленными цитатами из хеви-метала, рок и поп-культуры (плюс ранние образы швабры) казались иноземными.

Но в общении Валера оказался не просто дружелюбным — нет, это не то слово. Он был открытосердечным человеком. Чтак сразу располагал к себе своей открытостью, честностью и невероятной скромностью. Ветхозаветный мудрец с бородой, говорящий на множестве языков, в том числе на иврите и идише, одетый как лос-анжелеский рокер. Его образ, его мастерская, его манера общения — все это было невероятным. 

Наше общение проходило в тот самый период, когда Чтак всерьез готовился к гиюру (от которого все же отказался). В его мастерской книги по иудаизму соседствовали с томами Делеза, Унабомбера и Бойса. А вокруг бесконечные бутылки Кока-колы, пачки сигарет «Мальборо» и кукурузных палочек «Кузя Лакомкин». Картины, краски, кисти, гитары, скейтборды и колонки смешивались в водоворот окружающих его образов. Искусство было не на его картинах, а внутри создаваемой им атмосферы.  

Валера производил оглушительное впечатление. Это был художник, который искусством преобразовывал жизнь вокруг. С мягкой улыбкой он воспринимал тогдашнюю левую риторику, которой бы заражен и я. «Кунг-фу — это вам не марксизм: либо ты им владеешь, либо нет», — до сих пор одна из любимых моих фраз Чтака. При этом его личная скромность и порядочность в жизни так контрастировали с нашими «гош кавьяр» от искусства. Валера же был последователен как в своих высказываниях, так и в жизни. Он на личном примере показывал, как жить художником и не быть лицемером, что, как я узнал потом, — сложнейшая задача. 

На протяжении нескольких лет я регулярно ходил к нему в мастерскую. Сначала чтобы побыть в роли ассистента для так и не осуществленного монументального проекта, а потом и просто чтобы поговорить с ним. Он тратил время на общение со мной, просто начинающим художником, коих всегда много. И это были не лекции, не проповедь, но причащение искусством. Валера всегда искренне хотел и услышать чужое мнение, и поделиться подробно своим, о чем со смехом сам и говорил.

Чтак шутил, что я стал его «вторым учеником» после группы «ЕлиКука». Знаю, что я этой чести удостоился не последним — еще немало художников и художниц смогли научиться у Валеры «бытию в искусстве». Его открытое сердце и бесконечно сомневающийся ум для меня стали эталоном художественного мировосприятия. А его любовь к анархизму, «Black Sabbath» и флагам в мастерской заразили меня на годы. 

Помню смешной случай. Как-то лет 10 назад я нашел точную копию картины Чтака на городской стене во Вьетнаме. Какой-то ушлый ресторан использовал его образы для своей рекламы. Взглянув на мою фотографию, Валера рассмеялся — «наконец-то всемирная любовь!» Я до сих пор не знаю, как так получилось, что даже в Юго-Восточной Азии его спиратили. Но с тех пор его картины и образы не раз попадались мне в самых разных странах.

Его работы, которые он мне дарил, и сегодня сопровождают меня, где бы я ни жил. Каждое утро, просыпаясь, я смотрю на его живопись. И все же главным уроком и подарком от Чтака мне видится та последовательная и честная, скромная и порядочная жизнь художником, которую он мне показал на своем примере. Валера Чтак стал для меня камертоном в поступках и суждениях.

Валера был словно всегда рядом со мной. Каждый Новый Год, каждый день рождения, независимо, как далеко друг от друга мы находились, мы созванивались и подолгу говорили. Его такт и деликатность в критике не раз помогали мне в жизни, да и в творчестве. Но с каждым годом здоровье Чтака истончалось. Незаслуженное страдание и боль, которые навалились на него, не изменили ни его самого, ни его искусство. Оптимизм пронизывал его фотографии и сообщения, которые он отправлял с больничной койки. 

Мне невыносимо больно думать, что его больше нет с нами. До сих пор кажется, что вот-вот откроется «Очередная персональная выставка» Валеры (как он самоиронично назвал свое шоу 2021 года). И больше никто не скажет, что «Чтак вышел в тираж» (его выставка 2010 года). Но нет. И для меня российское contemporary art точно кончилось, когда умер Валерий Чтак.