Последнее целое нельзя представить себе серьезным(1).

Михаил Бахтин

 

Ирония как альтернатива серьезности за последнее столетие из незначительного словесного феномена превратилась в один из главных художественных приемов. Принцип внутреннего разлома в системе «означаемое – означающее» стал весьма популярной формулой критического суждения о мире. Авангард ли утвердил иронию как новый ориентир художественного языка или постмодернизм, так или иначе, из мира альтернативного высказывания ирония перекочевала в систему публичного действия, акторы которого далеко не всегда привержены шутовскому ремеслу. Сто лет назад Хосе Ортега-и-Гассет заключил: «Не содержание искусства является комическим, но само искусство становится игрой независимо от содержания»(2). Впрочем, сегодня кажется увлекательным препарирование форм и смыслов, порожденных ироничной, постироничной, метаироничной современностью. Предметом статьи станут семантические изыскания художников, избравшихсвоим холстом улицу — ведь сам их выбор принято считать насмешкой над сакральным характером искусства как такового.

Начавшее экспансию российских улиц еще в 1990-е, современное искусство все также вопрошает, призывает, эпатирует, смеется в лицо зрителю, выбирая вроде бы конкретного адресата, но одновременно раззадоривает, озадачивает, приглашает к диалогу другого. Кажется, перед нами наглядная иллюстрация постмодернистского высказывания(3). Однако современный художник выбирает категорически разные языки выразительности. И даже если автор умирает вновь и вновь(4), искусство шагает дальше. Художники сознательно или по наитию выбирают обходные маршруты, отступая от проторенных предшественниками троп. Так рискованное новаторство при умелом обращении оборачивается обретением новых культурных кодов, каждый раз пересобирающих языки сегодняшнего нонконформизма.

Будем откровенны: тот, кто не рискует, не вызывает сегодня доверия, даже если он осознанно сохраняет за собой площадку современного искусства(5).

Хаим Сокол «Словарь сопротивления для начинающих»

Бунтарская свобода в абсолюте — путь умышленно, подчеркнуто внеинституциональный. К нему и тяготеет искусство улиц, отнюдь не всегда порожденное городом, но всегда страстно желающее полемики с ним. Несмотря на «дурную славу», о которой непременно упоминают исследователи стрит-арта(6), искусство это уже утвердилось в истории — заставив себя если не уважать, то во всяком случае учитывать, в том числе и на отечественной художественной сцене. Оно рубит с плеча, задает неуместные вопросы, позволяет себе жонглирование языком и в темных безлюдных подворотнях, и под носом у толпы — там, где это, казалось бы, абсолютно невозможно. Оно взламывает привычный нам язык и без шлифовки цензурой достает из его недр карнавальные маски перевоплощений. Иронизируя над языком, художник тем не менее признает его смысловую беспредельность.

Ставшая данью художественной традиции, деконструкция привычного языка вербует творцов из поколения в поколение. При этом ее семантический потенциал не исчерпан и, видимо, не знает границ. Привычное вмиг переворачивается — стоит добавить или убрать несколько слогов, поместить скучные слова в неожиданное место или смешать несоотносимые строчки и стили. Некогда забава авангардистов — сегодня заявляет о себе со всей серьезностью, не отказывая себе ни в изощренности, ни в масштабе.

Ирония позволяет сбить зачастую излишний пафос, свойственный институциональному искусству. С ее помощью можно посмотреть на самого себя со стороны, преподнести довольно сложные вещи в более простой и дружелюбной форме. Ирония может быть критическим инструментом, неким эзоповым языком. Ну и, конечно, она обладает вирусным потенциалом(7).

Владимир Абих

Мы живем во времена, когда арт-группа «Явь» предостерегает пришельцев от посещения Земли, а Владимир Абих экспертно объявляет, что ученые доказали существование искусства. Масштаб влияния подобных высказываний увеличивается кратно благодаря интернету. Документация становится не следствием, но важной составляющей произведения как такового. И вот уже российское уличное искусство остается в истории, даже пропадая со стен и прочих телескопов.

Сложно сказать, почему инопланетяне понимают по-русски, и кто эти сомневающиеся в существовании искусства. Уличные художники нередко работают в лингвистическом поле абсурдистской философии(8). День за днем они переосмысляют ироничное иносказание как форму современного высказывания: на стенах и тротуарах, за поворотом и в перспективе. Они оставляют послания, полные обратных и/или скрытых и/или шуточных смыслов.

Пока Лена Шубенцева заигрывает с канцеляритами в екатеринбургских «Уведомлениях», в Дивногорье стираются подошвами тротуарные плитки Александра Повзнера с текстом государственной-стратегии-сохранения-культурного-наследия. Тут художники тащат в свой мир убогие по форме документы и залихватски ввязывают их в служение искусству. Занудное и скучное — по виду и содержанию — вдруг вырывается из контекста, приковывает внимание, нарекается носителем нового смысла, идеологии притворной серьезности.

Михаил Бахтин говорит об иронии как о редуцированном смехе(9). Это еще не сарказм, но уже подмигивание нормам и правилам — морали, цензуры и языка. Язык иронии нацелен на сбой контекстуального соответствия, подобно языку уличного искусства, без спроса врывающегося в упорядоченное городское пространство. Когда два этих феномена сливаются в одном произведении, рождается альтернативное высказывание —

которому, тем не менее, требуется оставаться понимаемым во избежание элитарного шлейфа. Оно снова и снова обращается к породившему его языку — в попытках найти ту неожиданную его грань, которая способна в очередной раз расширить или перевернуть его сущность. При этом ирония не способна существовать лишь в пространстве рационального умысла. Являясь одним из самых характерных проявлений человеческого, она остается спонтанным следствием авторского мышления.

Для меня это нечто схожее с чувством юмора. Нечто данное как особый смешливый склад характера. Мне кажется, если специально пытаться придумать нечто ироничное по неким правилам, выйдет какая-нибудь банальщина — как если слишком сосредоточенно думать, куда и как ставить ноги, то непременно запнешься(10).

Владимир Абих

Парадоксально: процессы в официальной художественной среде и те, что происходят в контркультуре, сегодня трудно назвать открытым противостоянием. Пытаясь приручить уличное искусство, институции позволяют ему — как правило, сокращаясь в размерах, но не теряя сути — заглядывать в их интерьеры. Владимир Абих рассказывает, как в стремлении попасть в парижские галереи он сначала расклеивал свою рекламу в метро, а позже стал ночами проецировать «свои работы через окна внутрь закрытых галерей. Получилось одновременно иронично и немного грустно»(11).

Тем не менее, галереям и музеям не заменить улиц художнику, познавшему иллюзию вседозволенности. Пусть они и тяготеют к тем же иносказательным механизмам и уже не воспринимаются как сковывающие системы, играющие лишь по правилам рынка/этикета/самоцензуры, — они просто больше не предел мечтаний. Как и не предел противостояния.

Главным оппонентом уличному художнику в России выступают сами города. Следуя логике Бахтина, противопоставляющего серьезность официальной культуры и смех неофициальной, мы можем наречь сегодняшние города носителями культуры ограничений. Сознательно ли художники стремятся в их лоно, умышленно ли раз за разом вступают в диалог с уставшими от них улицами? С иронией на щите, они, казалось бы, сами нападают первыми.

В стремлении художника к бунту кроется еще один парадокс. Здесь художественная воля преобладает над рациональным смыслом — участью серьезного, не ироничного мировосприятия, и появляется новый художественный жест. Потом исчезает. И вновь появляется, изобретая новые способы выразительности. Во главе противостояния оказывается авторская интенция, снова и снова жонглирующая словами и пренебрегающая правилами. А город устало сопротивляется, смывая непрошенные тексты, а с ними — ненормированную свободу высказываний. 

У отечественного уличного искусства не так много лиц, как букв. Одним из отцов российского концептуального стрит-арта Владимир Абих называет екатеринбургского коллегу Тимофея Радю. Уж он-то знает цену каждому символу. Редкие, но предельно точные высказывания Ради ироничны настолько, насколько правдивы. В арсенале художника есть и бессловесные образы, но именно в его отношениях со словами кроется особый шифр. Где пролегает грань между серьезностью его подхода к тексту и шутливым кокетством с вечностью? Меткие фразеологизмы, выдуманные Радей, становятся новым лицом его города — вопрошая зрителя или улыбчиво сокрушаясь, что ничем большим, чем текст, им быть недоступно.

Любое избыточное слово будет пощечиной, испытанным способом привести в чувства. Слова уместны там, где нужно понять масштаб: человеческое, слишком человеческое, расплывается в саркастической улыбке простого номинализма. Проросшие в памяти и текстах слова продлевают человека, умножают его присутствие, делают его не таким уж временным, каким вообще-то он вынужден быть. Слова — возможно, самое долгосрочное предприятие человека. Они способны пережить города(12).

Женя Чайка 

Уличное искусство, тем не менее, зависимо от городов не меньше, чем сами улицы. Шутка не удастся — если прозвенит в пустоту. Как любое публичное высказывание, уличное искусство нуждается в свидетеле. Город — самый верный поставщик очевидцев всего уличного, именно им автор ставит задачу углядеть в симбиозе букв иронию, которая не случится без их участия.

Так Артём ffchw обращается к контексту времени, доступному любому пермяку. Памятка о правильном поведении в сегодняшнем мире — непрямое, но ясно считывающееся высказывание. Когда все разжевано, запрещено и запрограммировано, не хватало еще и влюбиться! Непозволительная роскошь бытия буквально вздыхает, прикованная к стенам города.

Язык уличного искусства нарочито понятен, как и свойственная ему ирония — зачастую более доступна, чем самые серьезные заявления. Только вот ведь фокус: стоит уличному искусству лишиться второго дна, его ценность мгновенно утекает сквозь буквы, превращая его в незамысловатые граффити, призванные сообщить лишь то, что написано — и ни звуком больше. Ироничные иносказания, метафоры, гротески, эзопов язык одновременно делают высказывание цельным и придают ему ценность посвящения в незримое сообщество горожан, считывающих особый код. Все это связывает отдельные произведения в поэзию улиц — элегантный фарс, непрямое отражение действительности и формирование общего взгляда на нее «с уровня тротуара». И у этого есть своя цена.

Если мы имеем в своем распоряжении только иронию, то лишаемся возможности ходить прямо, потому что за каждым новым шагом в сторону следует такой же следующий, а идеалом становится нахождение в состоянии постоянного падения (никогда, впрочем, не завершающегося ударом)(13).

Роман Осминкин 

Безусловно, ирония не может существовать в отрыве от динамичной и порой пугающей своей серьезностью реальности. Более того, стремясь эту реальность высмеять и деконструировать, ирония открывает перед художником «поле интеллектуальной разминки, вибрирующую атмосферу воображения, и исподволь рождает методы создания вещей, которые становятся символами более значимой реальности»(14). В попытках деконструировать серьезность ирония оказывается не ее оборотной стороной, а характерной частью, служащей ей во благо. Получается, ирония — та самая сила, что вечно хочет зла, но руками художников творит добро? В таком случае ироничный подход к языку не направлен на взлом, скорее — на расширение и поиск новых форм.

Иронию называют явлением «невысказанного понимания» (a matter of unspoken understandings) и явлением «идеологической сложности», то есть основанным на общем понимании устройства мира: «a matter of “ideological complicity” — of “how the world is”»(15).

Анна Горностаева «Ирония как культурный и языковой феномен»

Ирония в текстовых работах смягчает язык, способствует взаимопониманию, приобщая к определенному взгляду на мир. «Иногда это даже лучше передает реальность, чем сама реальность. Потому что метафора и ирония включают в себя концентрированную суть»(16).

Участник группы «Явь» Александр Воронин видит свою сверхзадачу в приобщении как можно большего числа людей к миру современного искусства. Создавая работы на улицах, художники расширяют воронку вовлечения потенциальных зрителей. Обращаясь к тексту, авторы находят и сочетают общедоступные символы. Прибегая к иронии, они сокращают дистанцию между собой и зрителем — это сразу разговор на «ты». Даже если в тексте заложено противопоставление, они не будут выступать 

антагонистами по отношению друг к другу, объединившись против общей проблемы: фортуны, климата, правительства, злого рока. Язык, как ему и положено, вновь становится орудием со-общения. Благодаря иронии коммуникация находит новые, зачастую самые неожиданные пути.

Выстраивая высказывание через огранку иронией, художник ставит перед собой цель задеть чуткое сердце зрителя, а не обидеть его. Не используя грубую насмешку и холодную прямолинейность, похожую на пропагандистскую тактику, художник создает ситуацию некой игры, в которую втягивает зрителя, наделяя его статусом соучастника(17).

Илья Мозги

Некоторые послания создаются художниками в добавление к привычным для городского пейзажа циркулярам, переворачивая их смысл и остраняя действительность. Так, Илья Мозги вспоминает о реакции зрителей на его серию работ с городскими вывесками. «Спешившая по своим делам бабушка, заметив на стене текст, сменила шаг на крадущийся, а на ее лице явно прочитывалось недоумение»(18). Еще бы, когда горожане видят рекламу очередного открытия, то здесь все понятно. Но стоит заявить, что ожидается открытие чакр — и случается смешение чувств, ведь это уже совсем другой тип высказывания. Оно больше не носит справочный характер, а потому настораживает, смешит, удивляет. 

Уличное ироничное высказывание — код доступа. Оно способно менять восприятие масштаба города, вызывать вопросы. Часто именно оно артикулирует настроения масс.

Художник становится для зрителя проводником к его собственным невысказанным чувствам. Сергей Овсейкин считает, что авторская ирония «помогает справляться с проблемами. Не дает окончательно опустить руки»(19).

Подсмотренная в книжном идиома, попав в руки художника, оказывается метко впаянной в самый подходящий для нее контекст. Однако ее кричащая уместность лишь добавляет художественному высказыванию глубину — зацикливая его и еще раз подмигивая зрителю.

Однажды корабль затонет и надпись исчезнет. Даже если работа оставлена на построенном вчера здании — ничто не гарантирует уличному искусству продолжительного существования. И эта неизбежная мимолетность трактуется авторами как альтернатива вечности.

В этом тоже есть своя красота: мы делаем, она [работа] тут же исчезает, мы снова делаем, она тут же исчезает. Это наш такой бунт против абсурда(20).

Александр Воронин

Бунт приводит уличных художников к созданию городов в интернете. (Вновь передаем привет авангардистам и постмодернистам с их бумажными городами?) Уже успел стать регулярным аукцион «На виртуальных улицах не наступает утро»(21). В рамках аукциона художники воображают, какие работы воплотили бы в жизнь, если бы все городские пространства Петербурга были им одинаково доступны.

Метавселенные безусловно захватывают, сообщая ироничные коды целым городам. И в то же время художники настоящих улиц все так же оставляют послания, придумывают концепции, преобразуют языки и шутят со зрителями.

В конце концов, доподлинно неизвестно — это язык становится орудием в их руках, или они выступают его проводниками? Ясно одно — попадая в руки художников, ироничное высказывание придает языку больший вес, вписывает его в современность и позволяет соответствовать ее вызовам.

Через попытки перепридумывания и заигрывания с узнаваемыми образами я учусь выстраивать диалог. Поэтому я точно не могу определить иронию как шутку над языком. Скорее, это уникальный плагин, который усиливает звучание текста. Реализовывая идею через игровую форму, ирония направляет искусство по альтернативным путям, отражая условия сформированной среды, оказывая влияние на восприятие искусства, трансформируя и пересобирая его.

Как говорится, Одним словом не описать (я пробовал)(22).

Илья Мозги

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Бахтин М. Собр. соч. в 7 т. Т. 5. М.: Русские словари, Языки славянских культур, 1997. С. 10.

2 Ортега-и-Гасет Х. Дегуманизация искусства // Самосознание европейской культуры ХХ века. М.: Политиздат,1991. С.256–258.

3 «Ирония из частного философско-познавательного принципа, метода, приема превратилась в принцип, определяющий научно-философскую сферу постмодерна в целом».  (Коновалова О. Функциональная трансформация иронии в эпоху постмодерна // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. № 1 (7). Тамбов: Грамота, 2011. C. 120–122).

4 Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994. С. 384–391.

5 Сокол Х. Словарь сопротивления для начинающих // Художественный журнал. 2013. № 91. URL: https://moscowartmagazine.com/issue/5/article/23.

6 В статьях Дж. Джонса, А. Заславской, М. Серовой, И. Кудряшова и многих других исследователей читатель встретит оговорки, что рассматриваемый нами жанр неоднозначен по тем или иным причинам. Автор оставляет за пределами данной статьи вопрос о значимости уличного искусства как такового и предлагает к рассмотрению те авторские работы, художественная ценность которых не оставляет у него сомнений.

7 Абих В. Из интервью с художником.

8 «Такой абсурд часто бывает смешным, иногда лишь по видимости, что не мешает многим абсурдистским текстам быть глубоко серьезными» (Нагель Т. Абсурд / Пер. с англ., примеч. и вступ. ст. Е. В. Косиловой // Философия. Журнал Высшей школы экономики. 2020. Т. 4. № 4. С. 276).

9 «Самой распространенной формой редуцированного смеха в новое время (особенно начиная с романтизма) является ирония» (Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренесcанса. М.: Художественная литература, 1990. С. 134).

10 Абих В. Из интервью с художником.

11 Там же.

12 Чайка Ж. Даже не думай // Арт-Платформа. 27.04.2020. URL: https://uralartplatform.ru/teksty/daze-ne-dumai.

13 Осминкин Р. Блиц: Ирония // Spectate. 11.08.2020. URL: https://spectate.ru/irony.

14 Glicksberg C. I. The Ironic Vision in Modern Literature. Dordrecht: Springer, 1969. Р. 15. URL:https://doi.org/10.1007/978-94-015-0977-0_1.

15 Горностаева А. Ирония как культурный и языковой феномен // Вестник РУДН. Серия: Теория языка. Семиотика. Семантика. 2019. Т. 10. № 4. С. 985–997. 

16 Воронин А. Из интервью с художником.

17 Мозги И. Из интервью с художником.

18 Там же.

19 Овсейкин С. Из интервью с художником.

20 Воронин А. Из интервью с художником.

21 Сайт аукциона. URL:  https://dispard.com/map.

22 Мозги И. Из интервью с художником.