Начиная с эпохи современности — с рождения индивидуализма и ранних форм капитализма, — институт коллекционирования стал неотъемлемой частью художественного мира. «Частная коллекция искусства —образец высшей степени товарного фетишизма, кульминация той самой марксовой загадки происхождения рыночной стоимости и этой же загадки разгадка» (Д. Галкин «Коллекция: культурная магия последней вещи»). Однако субстанциональная связь собирательства с рыночной экономикой и произведения со стоимостью подводят к вопросу: чем отличается коллекционирование от накопительства? Отвечая на него, Жак Лакан сравнивал собирательство с метафорой. «Функция метафоры позволяет ввести в коллекцию <...> ограниченность <...>, эффект “и так далее”, эффект многоточия: высказывание уже состоялось, продолжение коллекции может остаться потенциальным. В случае накопительства подобное невозможно —оно требует постоянного добавления объектов, а остановиться и сказать “и так далее“ тут не получается» (Г. Напреенко «В схватке со временем…»).

А это означает, что коллекция — пусть даже она создается стихийно и интуитивно — это всегда проект. Или же, говоря и в самом деле метафорически, коллекция — это «стратегия заполнения пустых ниш», «в ней каждая работа имеет свое историческое место и ясный провенанс» (В. Захаров «Коллекция и стратегии заполнения пустых ниш»). Отсюда частная коллекция неотторжима от личности ее создателя. «Возможность рассказать историю коллекции является важным условием ее существования <...>: история любой коллекции неотделима от истории жизни коллекционера» (В. Гусейнова «Формы коллекций…»). Поэтому «определяющим фактором в формировании идентичности коллекции является выбор ее темы», «создание ее контекста», «ее систематизация в условиях ее постоянного обновления», «определение ее ниши в ряду других коллекций» и т.п. (В. Гусейнова «Формы коллекций…»). Из этого следует и то, что фигура частного коллекционера не сильно отличается от фигуры профессионального куратора. Это становится особенно очевидным при публичном показе коллекции, что так или иначе неизбежно. Ведь «искусство публично, и рано или поздно любая коллекция предъявляется для всеобщего обозрения. В общественном же пространстве любая коллекция становится выставкой, а любой коллекционер — куратором» (Б. Гройс «Коллекционер как куратор...»).

Эта интеллектуально исследовательская и бескорыстная составляющая феномена коллекционирования задает его внутреннее противоречие: с одной стороны, рождению собирательства способствовало становление рыночных отношений, с другой — оно, как кажется, устремлено к их преодолению. Товарный фетишизм в собирательстве достигает своей высшей точки, становясь страстью, которая, однако, выводит его за пределы духа стяжательства и коммерческих интересов. Это происходит в личных собраниях, но еще более неоспоримо и бесповоротно в случае собраний публичных. И все же в музейное собрание, а уж тем более в собрание частное произведения чаще всего попадают в результате приобретения на рынке. Произведения имеют свою цену, которая устанавливается, в частности, за счет интереса к ним собирателей — частных и институциональных. Бескорыстный интерес к искусству собирателей как раз и есть гарант коммерческой незаинтересованности их выбора: только вот рост ценности произведения неумолимо предопределит рост его рыночной цены.

Не лишена парадоксальности также и диалектика отношений коллекций публичных и личных. Высшей амбицией частного собирателя является доведение своего предприятия до создания общественного музея. Однако же став музеем, созданное конкретным лицом собрание чаще всего утрачивает свою идентичность: коллекция из дела жизни превращается «в функциональную машину», в работе которой отличие коллекционирования от накопительства начинает стираться. «Коллекционирование сегодня — заведомо ничем не ограниченный процесс <...> коллекционирования как отбора без самой возможности отбора» (М. Силина «Коллекционирование как музейная онтология…»). Впрочем, в этом актуальном торжестве накопительства можно усмотреть свою политическую симптоматику. Ведь если «экономика сегодня работает на глобальном уровне», то политика все еще — «на локальном»: отсюда «коллекционирование искусства играет принципиально важную политическую роль тем, что хотя бы частично компенсирует отсутствие глобального публичного пространства и глобальной политики» (Б. Гройс «Коллекционер как куратор...»). Отсюда политической же является и задача преодоления «отбора без самой возможности отбора». Комплектование и репрезентация собрания должны стать частью общественной дискуссии, «средством современного политического действия», способного «придать новую актуальность практикам консервации памяти, новую значимость архивам и инновативный потенциал новому институционализму» (Н. Штернфельд «Художественные собрания как общее…»).