Выпуск: №86-87 2012
Вступление
КомиксБез рубрики
То ли еще будет? Ой, ей-ей!Константин ЗвездочетовЭкскурсы
Авангард, соц-арт и «бульдозерная выставка»Виталий КомарТекст художника
В настоящее возьмут не всех. Тезисы художника в депрессииВадим ЗахаровСитуации
НеомодернДэвид ГирсПерсоналии
Фотограф как мудрецБорис ГройсПозиции
Когда начинается история революции?Илья БудрайтскисПубликации
Уильям МоррисЭдвард П. ТомпсонПубликации
Деполитизация Гюстава Курбе: трансформация и реабилитация при Третьей республикеЛинда НохлинАнализы
Племянник Рамо и его современные братьяМария ЧехонадскихИсследования
Биополитика советского авангардаАлексей ПензинИсследования
Искусство после утраты мастерстваДжон РобертсКниги
Все, что вы хотели знать о русском искусстве, но негде было прочестьАндрей ФоменкоВыставки
Художественный активизм vs художественные исследованияЕлена ЯичниковаВыставки
«Документа 13» и слепой ужас точки зрения метеоритаМария ЧехонадскихВыставки
Какая киевская биеннале нам нужнаНикита КаданВыставки
От художников — художникамКонстантин ЗацепинВыставки
«Шоссе Энтузиастов» в расширенном поле экспериментовСтанислав ШурипаВыставки
Похвала неудаче. Попытки осмысления модернистской архитектуры в постсоветской РоссииГлеб НапреенкоВыставки
Удобные аквариумыСергей Гуськов
Константин Звездочетов. «Россия, которую мы потеряли», 2006
Константин Звездочетов. Родился в 1958 году в Москве. Художник. Живет в Москве.
Не так давно группа очень молодых художников пригласила меня на свою выставку в один из столичных подвалов. Я уже давно зазнался и на выставки не хожу, но тут неожиданно для себя решил пойти. Когда я спустился в сумеречные недра, меня внезапно посетило чувство, что я провалился во временную дыру. Мне вдруг показалось, что сейчас не начало десятых годов XXI века, а год эдак 1975-й, и я на выставке, устроенной мной и моими товарищами.
На стенах — знакомые замусоленные коллажи с панками, роллингами и битлами. В центре висела картинка с облаками, перерисованная с альбома Pink Floyd, точно такая же, какую сделал один мой школьный товарищ много лет назад. Возникло ощущение, что воздух наполнился чем-то вязким, а время превратилось в стоячее теплое болото из клея ПВА.
И тут я подумал: а что, собственно, изменилось за эти сорок пять лет моей «взрослой» жизни?
Казалось бы, сменилось тысячелетие, сменились политический режим, география, средства коммуникации и возможности перемещения в пространстве. Но это в мире большом, который касается каждого из нас не постоянно, не по будням. А так, все та же жизнь от зарплаты до зарплаты, «до Бога — высоко, до царя — далеко», то же хамство и угроза насилия. В театре вот уже сто лет продолжается «новое и нетрадиционное прочтение классики» (при этом, как выглядело старое и традиционное прочтение, уже никто не помнит)
И далее:
— в современном искусстве или натужное, амебное глубокомыслие, или гопническая, быдлячья агрессия, именуемая эпатажем;
— в обычные дни — колбаса, свитерджинсы, по праздникам — курица, костюм-галстук;
— все те же мини, клеши, «пацифики» и англизированный жаргон;
— благополучие — это квартира, дача, машина;
— миром правят полицейские, вахтеры, нянечки и слесари;
— в казенных домах очереди, очереди, очереди — и взятки.
Но окончательно меня убила мысль, что всю жизнь я, мое и последующие поколения жили и живем в эпоху Аллы Пугачевой.
То есть на протяжении десятилетий мы барахтаемся в атмосфере ничтожной провинциальности и дешевой разухабистости типа: «знай наших» и «не хуже чем у них». Иными словами, мы страдаем местечковым самодовольством и при этом ориентируемся на глобалистскую моду.
И если люди постарше еще имеют представление о чем-то ином, то так называемая молодежь пребывает в состоянии жизнерадостного идиотизма.
Может, вы заметили, что в Москве, по меньшей мере, лет пятнадцать были закрыты на ремонт МХАТ, Исторический музей, Третьяковка, Планетарий, Большой Театр, Ленинка и Музей Москвы, то есть основные места культурного просвещения нашего мегаполиса. (Именно в это время родилось понятие «Питер — культурная столица», поскольку ни Эрмитаж, ни БДТ, ни Русский музей не закрывались.) Получается, что те, кому сейчас около тридцати, вообще о нашей культуре знают понаслышке, и житель столицы по развитию мало отличается от провинциала. Более того, у этих тридцати-сорокалетних подрастают дети, у которых умственные запросы еще меньше.
Теперь главная цель — успех, а если ты неудачник, то твоя цель — «социальная справедливость».
Таким образом, происходит варваризация, усугубленная изменением экономического порядка. (Еще, вдобавок ко всему, существует мнение компетентных британских ученых, что к 1993 году человеческий мозг исчерпал возможности развития и дальше люди умнеть уже не будут.)
Симптоматично, что годы, следующие за 90-ми, у нас называют «нулевыми», хотя по-русски их принято называть «первыми».
Если с середины 90-х престиж современного искусства был минимальным и молодые рекруты в наши ряды не поступали, то где-то с 2005 года увеличились финансовые вливания, а с ними стали появляться стайки малограмотных молодых дикарей.
Закончив какой-нибудь ликбез у нас или за рубежом и нахватавшись вершков теории и практики актуального искусства, они с восторгом бандерлогов понаделали всякого разного, крайне невразумительного и посредственного кой-чего. В этом кое-чем угадывается второй курс какой-нибудь «хохшуледеркюнсте», заведения, по нашим русским меркам, очень среднего образовательного уровня.
Кроме того, усвоив, что леваческая тенденция опять (в сто первый раз) в моде, молодняк свои детские фантазии погружает в облако революционного словоблудия. Это понятно, своим умом жить мы не можем, можем только с прилежанием зубрил выполнять модные директивы Запада. Причем анархо-коммунистические и социалистические идеи, изначально пошлые в теории и омерзительные на практике, нынче окончательно превратились в декоративное, выхолощенное и скучное стыдно сказать что.
По правде сказать, для нас, стариков, в этом есть даже что-то уютное. Включаешь электрический ящичек, а там Кобзон и панки, Пугачева и рэп, Rolling Stones и «Табакерка». Все говорят текстами из твоей молодости. И кажется, что тебе не за пятьдесят, а под тридцать, и на дворе XX век.
И самое смешное, что так оно и есть. Если мы откроем журнал «Нива» или «Копейка» за 1912 или 1913 годы, то найдем там устроенный футуристами скандал с пощечиной общественному вкусу или сведения об американской суфражистке-феминистке, обнажившей грудь в общественном месте и арестованной за это. Обнаружим восторги по поводу технического прогресса и панику из-за угрозы с Востока. Узнаем о том, как преступна и аморальна власть и какие герои террористы. А помимо этого немного о мистицизме, оккультизме, марксизме, социализме, фрейдизме и личной жизни известных актрис. Напомню, что нынче год у нас 2012-й.
В действительности реальная смена веков не совпадает с календарной. Так, например, XVII век у нас начался где-то около 1613 года и был связан с воцарением династии Романовых, а завершился во время Северной войны (1700–1721). XVIII век закончился Наполеоновскими войнами (1796–1815) и восстанием декабристов (1825), а XIX век, по отзывам современников, в сознании людей закончился лишь в 1914 году, и связано это, как сами понимаете, с началом Первой мировой войны.
Так что еще несколько годков мы будем питаться сухим пайком двадцатого столетия, поскольку ничего нового не наблюдается, и инерция нашего мышления пока непреодолима.
Ну а когда, наконец, желанный XXI век настанет, что ждет всех нас на нашей большой и бестолковой территории? Думаю, что ничего особо интересного. При помощи электрической розетки мы будем узнавать, что творится в «нормальных цивилизованных странах», и будем пытаться напялить их узкие штаны на наше дебелое, извиняюсь за выражение, тело.
Тут я позволю себе вспомнить нашего институтского преподавателя истории КПСС. Он всегда начинал речь со слов: «Если бросить ретроспективный взгляд...» — и дальше рассказывал нам что-нибудь захватывающее.
Так вот, если бросить ретроспективный взгляд на историю нашей многострадальной культуры, то в нем можно отметить всего три светлых поры:
1. Эпоха Московского царства.
2. Последние полвека Российской империи.
3. Советский период.
Речь идет о временах, когда в развитии отечественной культуры присутствовала симфоничность, когда все виды искусства, науки и литературы были в рассвете одновременно и равнозначно.
При этом их значение подчас выходило за национальные рамки. Мы можем без ложной скромности сказать, что в эти отрезки истории русскими был сделан вклад и в мировую копилку достижений цивилизации.
На первом этапе в славяно-финской Московии, воспринявшей и переработавшей византийское наследие, культуру Персии и возрожденческой Италии, был создан вполне симпатичный и оригинальный коктейль, в просторечии известный под названием (не очень, надо сказать, точным) «древне-русское искусство». Именно оно в нашем понимании и в понимании окружающего мира представляет «русский стиль». Например, Храм Василия Блаженного, иконы, деревянное зодчество, лубок и т.д.
Второй период, вершиной которого можно считать эпоху Николая II, был полностью встроен в европоцентричную систему, а посему был наиболее представительным. Поэтому имена Чайковский, Достоевский, Менделеев, Чехов, Циолковский, Стравинский, Станиславский, Дягилев, Бакст, Нижинский, Малевич, Кандинский, Шагал и многие другие неотделимы от европейской культуры Нового времени так же, как имена Пикассо, Маринетти, Дебюсси или братьев Люмьер. А понятия «русский авангард» и «русский балет» занимают почетное место во всех европейских хрестоматиях.
В советское время мы сначала проедали наследие империи, а потом у нас появились соцреализм, физики и лирики, космонавты и хоккеисты, прекрасные кино и театр, четыре нобелевских лауреата по литературе и целая куча сочинителей в сто раз лучше этих лауреатов.
Но тут надо отметить одну неприятность, свойственную нашей истории. Дело в том, что в каждый последующий период до основания разрушалось и предавалось забвению наследие периода предыдущего. Всякий раз носители нового были как бы иностранцами в собственной стране. Таким образом, в нашей культуре отсутствует преемственность, необходимая для того, что называется цивилизацией. Избрав скачкообразный способ развития, страна постоянно подвергает эрозии собственный культурный слой.
Что же касается конкретно самих периодов, то в них прослеживаются качественные различия в способах построения окружающей среды. Первый и третий, обладающие «лица не общим выраженьем», имели мессианский пафос в теории и изоляционистский метод на практике. Это привело, конечно, к интересным результатам и необычайной самобытности, но при этом наложило на все отпечаток некоторой ущербности.
Отчасти искусство времен Московии и СССР напоминало народное творчество стран культа карго[1] и этим было особенно любопытно (еловая субмарина, кленовые жигули, деревянные рубли и т.д. и т.п.).
Второй же, имперский период, в итоге давший блестящие результаты, навеки привил нам стойкий комплекс неполноценности. Вот уже триста лет мы страдаем от собственной провинциальности, которую сами себе навязали. И все это благодаря пресловутым петровским реформам, после которых в России наступил полный псевдоморфоз[2] и началось разделение жителей по ментальному признаку. Еще один крупный недостаток этого исторического этапа — полтора века бездарно потерянного времени, которое русские употребили на тупое и прилежное ученичество, усердно сдавая экзамены на «всечеловечность». В итоге в прогрессистском порыве граждане «убогой и обильной» досдавались до того, что устроили себе кровопускание и разрушили все плоды своего ученичества.
Нынче происходит нечто похожее. Парутройку десятков лет тому назад в стране произошла очередная революция. Политическая, экономическая, культурная. Как всегда культура и экономика от этого пострадали. Мы распахнули все свои фалды, подставили свое дебелое тело ветрам перемен и стали опять насаждать у себя общечеловеческие ценности в виде иностранного секонд-хенда, фаст-фуда, попсы и интернета. Период изоляции сменился периодом открытости.
И что же будет с нами теперь? Да ничего особенного. Все будет по-прежнему. По крайней мере, ближайшие полвека ничего выдающегося не произойдет. Мы будем воровать чужие идеи, будем учиться у «передовых» и «цивилизованных» стран (пока не доучимся до какого-нибудь безумного магистра), будем наступать на те же грабли и повторять, как попугаи, слова из иностранных журналов. Мы, как это принято у русских, будем презирать себя, а затем будем собой восхищаться.
А отовсюду будет звучать ласковый, с приятной хрипотцой голос Аллы Борисовны. Так что пусть неоглядна ночь, и одинок твой дом. Еще идут старинные часы.
Примечания
- ^ Культ карго (от англ. cargo — груз), также религия самолетопоклонников или культ Даров Небесных — термин, обозначающий группу религиозных движений в Меланезии. В культах карго верят, что западные товары созданы духами предков и предназначены для меланезийского народа, а белые люди получили над ними контроль нечестным путем. Чтобы увеличить количество привозимых товаров, аборигены проводят ритуалы, копирующие действия белых. Культ карго — проявление «магического мышления». Исследователи фиксировали его, начиная с XIX века, но особенно сильное распространение он получил после Второй мировой войны. Члены культа обычно в полной мере не понимают смысла производства или коммерции. Их понятия о западном обществе, религии и экономике могут быть искаженными или фрагментарными. В наиболее известных случаях последователи культа строят из кокосовых пальм и соломы «точные копии» взлетно-посадочных полос, аэропортов и радиовышек, веря, что эти постройки привлекут транспортные самолеты (которые считаются посланниками духов), заполненные грузом (карго). Верующие регулярно проводят строевые учения («муштру») и некое подобие военных маршей, используя вместо винтовок жерди и рисуя на телах ордена и аббревиатуру USA.
- ^ Псевдоморфоз — термин, относящийся к развитию цивилизаций вообще и русской цивилизации в частности. Перенесен из минералогии Освальдом Шпенглером. Чаще всего имеются в виду случаи, когда одна культура объявляет себя частью другой и начинает воспроизводить ее формы жизни. Применительно к России это означает, что псевдоморфоз — развитие русской (Шпенглер называет это «пра-русскостью»), автохтонной культуры в рамках культуры европейской, западной, романо-германской, «фаустовской». Например, Шпенглер пишет: «Историческими псевдоморфозами я называю случаи, когда чуждая древняя культура довлеет над краем с такой силой, что культура юная, для которой край этот — ее родной, не в состоянии задышать полной грудью и не только что не доходит до скла- дывания чистых, собственных форм, но не достигает даже полного развития своего самосознания. Все, что поднимается из глубин этой ранней душевности, изливается в пустотную форму чуждой жизни; отдавшись старческим трудам, юные чувства костенеют, так что где им распрямиться во весь рост собственной созидательной мощи? Колоссальных размеров достигает лишь ненависть к явившейся издалека силе» (Шпенглер О. Закат Европы. В 2-х тт. М.: Мысль, 1998. Т.2. С. 193). Проблема заключается в том, что культура, занятая «гонкой преследования», стремясь подражать уже пройденным этапам другой культуры, неизбежно будет отставать на несколько тактов, потому что культура, которой подражают, сама непрерывно развивается и уходит вперед.