БЕЗ РУБРИКИ

 

Жан-Люк Нанси

Бог[*]

Материал иллюстрирован: Гюстав Доре.
Гравюры к «Библии для детей», 1864–1866.

Не без волнения согласился я на публикацию расшифровки этого выступления. Мне кажется, читать ее следует лишь в стремлении услышать, как оно в реальности звучало. Связано это в том числе и с трудностями, свойственными выбранной мною теме. Выбрал же я ее в связи со своими философскими интересами, которые пытаюсь разрабатывать в рамках работы, обозначенной мною когда-то как «деконструкция христианства». Но поскольку не могло быть и речи о том, чтобы представить введение в эту тему или идею, пришлось приступить к ним, не оскорбляя уже сложившихся у детей убеждений и не впадая в упрощения (с учетом того, что для меня атеизм и теизм суть лишь два симметричных и связанных друг с другом постулата, относящихся к одному и тому же метафизическому допущению на тему бытия). Перенос в форму письменного текста того, что текстом изначально не было, а было неким особым устным сообщением, несет в себе риск стирания на каждом этапе его развертывания свойственных ему затруднений и предосторожностей. Но об этом я могу здесь лишь предупредить.

 

 

Да, я буду говорить с вами о Боге, но сначала расскажу о небе, и вы понимаете почему. Ведь если Бог есть, то он находится на небе.

Ciel (небо) — довольно любопытное слово во французском языке, потому что имеет две формы множественного числа. Некоторые из вас, наверное, уже это знают. Я ведь говорю с детьми, остальные меня не интересуют. Итак, у слова ciel две формы множественного числа. Вы, несомненно, знаете форму cieux, и, конечно, некоторые из вас, по крайней мере, дети, не знают форму множественного числа ciels. А все потому, что форма ciels употребляется только, когда речь идет о живописи. Когда по-французски говорят «небо такого-то художника» или «небо у Вермеера», употребляют форму множественного числа ciels.

Форма cieux употребляется исключительно в религиозном контексте. Говорят — dans les cieux (на небесах) Это слово узна́ют те, кто относит себя к христианской традиции или вырос в ней: Osana au plus haut des cieux (Осанна в вышних или буквально «Осанна на самом высоком из небес»). Осанна — еврейское слово, происходящее из еврейской религиозной лексики.

Форма множественного числа les cieux, употребляемая исключительно в религиозном контексте, связана с тем фактом, что в древности считалось, что небес несколько. Древние думали, что небо — это сфера, а то, что мы видим и считаем небом — сфера, окружающая землю, и что таких концентрических сфер несколько, и они как бы обертывают друг друга.

Есть разные версии, но согласно самой известной из них существуют семь небес — а число семь всегда имело сакральный смысл — и самое высокое небо, соответственно, седьмое. И сегодня иногда говорят «быть на седьмом небе», то есть — радоваться, испытывать счастье.

Поэтому у нас и есть множество «небес», что как бы подразумевает, что есть вершина неба, самая высокая область небосвода. Такая форма множественного числа существует во французском языке, а он происходит от латыни, латынь — от греческого, греческий — от древнееврейского, то есть языка Библии. Такая же форма множественного числа есть и в арабском языке — языке Корана.

Что же касается слова ciels, которое употребляют применительно к живописи, им обозначают то, как художник изображает небо. Но откуда взялась форма множественного числа применительно к живописи? По-видимому, это связано как раз с тем, что небо есть некое особое измерение, особый элемент нашего видения, нашего мировосприятия, нашего способа бытия в мире.

Есть земля, есть то, что мы видим на горизонте, и есть то, что находится над всем этим. Небо (ciel) кажется чем-то отдаленным, далеким, возвышенным, прозрачным, просвечивающим, почти нематериальным. Небо есть нечто разомкнутое, если можно так выразиться, раскрытое, тогда как если мы смотрим на землю перед нами, все всегда выглядит закрытым, взгляд останавливается на определенном расстоянии. Мы еще обсудим, с чем связано это измерение или свойство неба, а также место неба в нашем опыте и по отношению к религиозным традициям, в которых оно бытует.

А пока вопрос: что находится на небе? Я уже говорю на языке религии или, по крайней мере, на языке трех великих так называемых монотеистических религий, то есть религий, в которых Бог один, и которые доминируют на Западе. Чуть позже я скажу пару слов о религиях, не являющихся монотеистическими. «На небе», «на небесах» — словосочетания, также свойственные религиозной речи. В религии часто говорят, что умершие, души умерших находятся «на небесах». Еще можно сказать, что «на небесах» находятся ангелы. Однако сегодня я вам не буду рассказывать про ангелов или о душах умерших, хотя, если хотите, мы можем обсудить это позже. Наконец, говорят также про Бога — «сущий на небесах».

Итак, запомним: «на небе» имеет отношение к Богу, к Царству Божьему, к сфере божественного. Воистину божественное — это небесное (céleste). Прилагательное céleste тоже употребляется почти исключительно в религиозной или — чтобы не сказать в «околорелигиозной» — в поэтической речи. Есть также и французские имена, происходящие от слова céleste — женское Селеста, уменьшительное Селестина, мужская форма Селестен. Впрочем, не знаю, может быть, среди присутствующих есть Селесты, Селестины и Селестены, хотя я никого с такими именами не встречал.

Небесное — одно из измерений божественного, возвышенного, вознесшегося над Землей, нематериального, и от этого, кстати, бесконечно далекого. Наконец, небо — седьмое небо из древности и то же седьмое небо в Коране — самое высокое, находящееся выше всего. Это место, где пребывает тот, кто в Библии зовется Всевышним, кто находится выше всех.

Однако свойственно это не только трем великим западным монотеистическим традициям. Есть много религий, в которых боги или бог называются словами, имеющими отношение к чему-то возвышенному, к высоте. Приведу только один пример: главный бог у индейцев-ирокезов, по крайней мере, в их традиционной культуре, называется или назывался «Оки», что значит «тот, кто наверху». Таких примеров множество и в других культурах. Думаю, я пока не сказал ничего такого, что вас бы удивило. Небо относится к сфере божественного, и, наоборот, божественное, то есть относящееся к Богу, называется небесным.

Что же есть на небесах сегодня, в XXI веке? Мы хорошо знаем, что: там есть куча вещей, не имеющих никакого отношения к богам — облака, самолеты, выше спутники, космические корабли; еще дальше другие планеты Солнечной системы, другие системы помимо Солнечной, множество так называемых галактик. Объять это все невозможно, но я знаю, что с помощью телескопа «Хаббл», находящегося на орбите, который, кстати, недавно с большим трудом отремонтировали, можно увидеть нечто, находящееся очень далеко, точно не знаю, насколько далеко, но это огромное расстояние. Вы знаете, что такие вещи измеряют в световых годах, то есть расстояние, которое свет, фотон света, движущийся со скоростью 300 000 км в секунду, преодолевает за год.

На самых дальних расстояниях, которые мы только можем воспринять, есть вещи, но Бога нет: в телескоп никто Бога никогда не видел. Вы, конечно, скажете, что этого следовало ожидать, потому что уже немного понимаете — независимо от того, верующие вы или нет, из религиозной вы семьи или нет, — что Бог невидим. Поэтому совершенно нормально, что мы его не увидим. Но это также означает, что небо в религиозном смысле — это не то небо, которое наверху, на которое мы смотрим глазами или через телескоп. Вы знаете, что мы отправили на Марс небольшой космический аппарат, который теперь там путешествует по поверхности туда-сюда. Может быть, скоро еще дальше что-нибудь отправим. То есть речь здесь о разных небесах.

Когда в религиях говорят о небе, о небесном, о Всевышнем, о вышних, то не имеют в виду то, что находится над нами. Вообще-то и наше небо или наши небеса — не только вверху, но также и внизу. Достаточно переместиться на другую сторону Земли, чтобы увидеть небо над австралийцами, находящимися как бы под нами, как вы знаете, в другом полушарии.

То есть небо для религий значит нечто другое — небеса, небесное, Всевышний. Это значит нечто другое. Так обозначается некое место, полностью отличающееся от мира сего. В этом смысле надо сказать, что небо самолетов, космических кораблей, галактик и астрономов является составной частью мира сего. Это мир или, как его называют, Вселенная. Вы это знаете.

Религиозная же идея неба обозначает не то, что находится в нашем мире выше всего остального, и не то, что находится в другом мире, который расположен как бы над нашим миром, потому что тогда это было бы одно и то же. Она обозначает, скажем так, некое место, полностью отличное от мира в принципе. Место, отличное от мира в принципе, означает место, отличное вообще от всех мест. То есть это значит место, которое не является местом. Если поиграть с французским словом endroit, которое значит место, я бы сказал, что это место, которое с одной стороны и не место, а с другой — и не «обратная сторона» (envers). Это не место в мире, но это и не место, куда можно было бы перейти как бы на ту сторону мира, которое можно было бы считать обратной стороной мира, как если бы этой обратной стороной мира был Бог, а лицо Бога было бы на обратной стороне мира, как если бы это была темная сторона Луны.

Вы, наверное, знаете, что мы всегда видим только одну сторону Луны. Связано это с тем, как Луна вращается вокруг Земли, и как Земля вращается вокруг своей оси. Обратную сторону Луны смогли сфотографировать только космические корабли, облетевшие вокруг нее. Но все равно это просто другая сторона. При этом можно сказать, что мир во всей своей полноте, Вселенная в своей полноте, если бы можно было объять их целиком и со всех сторон, не имеют другой стороны по определению, поскольку Космос заканчивается там, других мест попросту нет. За пределами мира никаких мест нет.

То есть, когда мы говорим о небе, о божественном, сущем на небе, мы имеем в виду нечто, не находящееся нигде, ни в одном месте, но в то же время, кстати, находящееся везде — нечто, если вообще можно употребить это слово «нечто», или, может быть, «кто-то», находящиеся нигде и везде.

И поскольку быть нигде и везде — это, в сущности, ничего не значит, если говорить о вещах мира сего, это значит, что небесное или божественное обозначает нечто, ничем не являющееся. Других способов это сказать у нас, в общем-то, и нет. Нечто, что не является вещью, ни вещью, ни человеком, в том смысле, что человек — это вещь. Человек находится здесь в той же мере, в какой мере здесь находится стакан. То есть это нечто, относящееся к миру иному, иному способу бытия, чем бытие всех вещей и всех людей.

Если провести аналогию, это, примерно, как воздух, который есть более или менее везде и нигде, хотя это не совсем верно, так как бывают места, где воздуха нет, где плотность вещества такова, что молекулы воздуха проникнуть в него не могут. Тем не менее, если эта аналогия вам поможет, можете ей пользоваться, но не забывайте, что воздух — это все-таки тоже нечто, тоже вещь.

Некто или нечто, не находящееся по ту сторону мира, потому что у мира нет той стороны, но при этом целиком отличающееся от мира, от всех вещей, не находится нигде, ни внутри, ни снаружи, и одновременно присутствует везде, но в некоем особом режиме присутствия, который в религиях и называют богом или богами.

Что можно сказать о Боге или богах, если не начинать с религии, не рассуждать с точки зрения религии, которая говорит: «у Бога есть такое-то имя и такие-то характеристики?» Например, он зовется именем, которое нельзя называть. Это еврейский Бог. Четыре буквы, которые нельзя произносить. Или же его называют просто «бог», я еще к этому вернусь, это уже тогда скорее христианский Бог, с вопросом об Иисусе Христе, к которому мы тоже еще вернемся. Или его зовут Аллах — это Бог в исламе. Еще его могут называть самыми разными именами, как в других религиях, во всех остальных религиях, в которых, наоборот, богов много — такие религии называют политеистическими. В этом случае у богов есть имена собственные. Например, в японской религии — синтоизме — богов миллионы. В ней бог и божественное суть везде, в этом их смысл — они должны быть везде, во всех местах и закоулках. На улицах японских городов фигуры богов или божеств можно видеть практически повсеместно.

Но я не буду углубляться в разницу между политеистическими религиями, в которых много богов, и религиями монотеистическими, где бог один, потому что это слишком долго и сложно. Можно предположить, что более или менее везде боги или Бог до определенного момента играют одну и ту же роль, выполняют одну и ту же функцию, и можно попытаться помыслить, что это значит, примерно одним и тем же способом.

Дальше я все-таки буду оставаться внутри контекста нашей западной, средиземноморской, европейской культуры, то есть в контексте трех монотеистических религий — еврейской, христианской и мусульманской, в которых бог один. Я не буду учитывать внутренние различия, внутренние разделения, существующие в каждой из этих религий.

Общим для этой группы религий является утверждение, что бог один, и в каждой из них бога называют «Богом». Кстати, заметьте, что слово «бог» очень любопытное: в политеистических религиях, в которых богов много, и которые были религиями западной, греческой и римской античности, «бог» есть имя нарицательное — «один из богов», «боги». То есть слово «боги» употребляли, но ни одного из богов не называли Богом. Например, Зевс — один из богов. Даже до Греции, в Египте Осирис был богом, Исида была богиней. Но ни одного бога не называли Богом.

Когда мы берем в качестве имени единого Бога слово «бог», получается нечто странное, потому что таким образом подразумеваем, что есть некое божественное, небесное существо, называемое именем всех божественных существ, как если бы мы говорили, что тополь зовется «деревом». Следовательно, имя «Бог», вероятно, не означает кого-то, это не чье-то имя собственное, оно обозначает божественное как таковое, как некую единичную сущность, как если бы это был человек. Попутно замечу, что речь, конечно, идет о слове «бог» (dieu) как в нашем французском языке, так и в других европейских языках, а также о слове «Аллах» — имени Бога в исламе. Но Аллах — это результат трансформации очень древнего имени или существительного семитского происхождения, а именно слова «эль», означающего «бог». Этот язык — предтеча семьи очень древних языков, давших начало ивриту, арабскому и другим языкам. Уже в древнейших цивилизациях был верховный Бог, которого так и называли — «эль», то есть «Бог», а «Аллах» — трансформация слова «эль».

А теперь ключевой вопрос: есть ли Бог? Надеюсь, вы уже понимаете, что так ставить вопрос не совсем правильно. Спрашивать таким образом, существует ли Бог, — примерно то же самое, как задаться вопросом, существует ли Селестен Дюпон(1). Существует ли человек по имени Селестен Дюпон? Можно поискать в интернете среди всех возможных имен, и, может, мы найдем Селестена Дюпона, а может, и нет. Но спрашивать, существует ли Бог, значит задавать вопрос, существует ли где-то кто-то или что-то, что откликалось бы на имя бога.

Когда религия говорит, что Бог есть, на самом деле она, возможно, не говорит именно это. Но, допустим, религиозный ответ действительно сводится к утверждению «да, Бог есть». Уверяю вас, что среди всех религиозных людей, и не столько среди богословов, то есть ученых, изучающих содержание религии, сколько среди священников, имамов, раввинов, то есть не обязательно ученых, а людей, занимающихся тем, что представляет собой религия, и отношениями религии с людьми, составляющими соответствующую религиозную общину, сегодня мало найдется тех, кто скажет: «Да, Бог есть, более того, он находится на небесах, на седьмом небе, нужно только подняться и увидеть. У него есть лицо и большая борода...» Особенно не скажет так мусульманин. Возможно, как раз именно в исламе острее всего чувствуют, что Бог абсолютно ни на что не похож. Об этом из раза в раз говорится в Коране.

В целом, то, что говорит в такой форме религия, думаю, можно понять, даже находясь вне ее. Я, например, говорю с вами, находясь полностью на внешней позиции по отношению к любой религии. Можно это понять иначе. Наконец, говоря о Боге, говорят об этом имени, которое как бы имя нарицательное, и которое, однако, им не является, потому что не обозначает кого-то, кто якобы находится где-то, у кого якобы есть какие-то свойства, как, например, у Селестена Дюпона. Бог означает возможность, что у всех нас вместе взятых и у каждого в отдельности есть некое отношение с этим «нигде» и «везде». То есть Бог, божественное или небесное — это как бы обозначение того, что я нахожусь в некотором отношении, но не с чем-то, а с фактом того, что я не ограничен отношениями между мной и всеми вещами мира, между мной и всеми существами мира. Есть что-то другое, что я бы назвал здесь «раскрытостью», нечто, благодаря чему я существую, мы существуем как люди, открытые чему-то большему, чем просто быть в мире, брать и делать что-то с вещами, употреблять их в пищу, перемещаться по миру, отправлять космические аппараты на Марс, наблюдать галактики в телескоп и так далее. Помимо этого есть что-то еще.

Но что это — это что-то еще? У нас есть об этом некоторое представление или даже ощущение, возникающее, например, за счет факта, что мы знаем, что значит испытывать большую радость или большую печаль, чувствовать любовь или, скажем, неприязнь, нелюбовь, чтобы не сказать ненависть. В таком настроении, ощущении, что есть нечто огромное, бесконечное, что невозможно просто куда-то поместить, то есть когда я чувствую радость или боль, любовь или ненависть, силу или слабость, во всем этом есть нечто, что выходит безмерно далеко за рамки того, кто я есть, за рамки моей личности, моих ресурсов, моего местоположения, моего способа бытия где-то в мире. Во всем этом есть некоторая раскрытость. То есть Бог трех монотеистических религий и все остальные боги тоже, сам Бог, является только этим и больше ничем. Если расставить монотеистические религии в историческом порядке, что собой представляет еврейский Бог? Про еврейского Бога можно сказать, что он есть Отец, хотя это, может быть, и не лучший образ. Еврейский Бог есть, в сущности, Справедливость. Он Судья, но не тот, кто судит, а кто отмеряет справедливую меру всем и каждому. В Библии он Бог, «испытующий умы и сердца». Это не значит, что он какой-то суперполицейский, который смотрит и знает, что у вас на уме. Это значит, что каждый в своем сердце, то есть в самой глубине своей души несет внутри себя и для себя абсолютную меру справедливости. Я есть я. И каждый является собой, и этот способ быть абсолютно собой, иметь для себя уникальную и индивидуальную меру, отличающую тебя от всех, но которую можно привести в действие только в отношении со всеми остальными, именно это и есть божественная справедливость.

Христианский Бог есть Любовь. Эта фраза содержится в книге под названием «Новый завет». «Бог есть Любовь». Не вдаваясь в анализ того, что значит «любовь», Бог есть любовь. Бог не является кем-то. Скажем, тем не менее, что такое «любовь». «Любовь» — это уникальное отношение человека к человеку, которое выходит за рамки всего. Это не отношение удовольствия, взаимного согласия — «ты мне нравишься, я нравлюсь тебе». Любовь — это признание в другом его абсолютно уникальных качеств и свойств. Именно так на самом деле родители любят своих детей. Они любят их не потому, что те красивые, добрые, обаятельные и т. д., потому что когда они приходят в этот мир, ничем таким они еще не отличаются.

Бог в исламе — Бог, которого в начале каждой главы — суры — Корана зовут Милосердным. Милосердный Бог — тот, кто видит в каждом человеке его недостатки и слабости, и кто дает ему возможность держаться с достоинством, несмотря на недостатки и слабости.

Справедливость, Любовь, Милосердие. Вот что такое небо, небесное в смысле божественного. Так мы возвращаемся к образу неба, то есть к тому факту, что над Землей раскрывается измерение, которое даже и не измерение, а нечто раскрытое нараспашку и бездонное. На «дне», в глубине такого неба не на что смотреть, так же как не на что смотреть нашим физическим глазам на дне, в глубине неба вообще. Сюда не отправить космические аппараты и не направить телескопы. В глубине этого неба не на что смотреть. Но можно увидеть, познать, понять, почувствовать, что такое есть эта раскрытость. В этой точке, по крайней мере, на данный момент, можно сказать, что нет разницы, верующий ты или нет. Нет разницы, к какой религии или религиозной общине ты принадлежишь или не принадлежишь ни к какой. Разумеется, разница будет, но потом, и об этом можно много чего сказать. Но в точке, к которой мы сейчас подошли, я бы сказал, что разницы нет, важно лишь понимать, что речь здесь идет о невозможности закрыть эту раскрытость, то есть о невозможности быть человеком так же, как можно быть камнем, деревом, возможно, так же животным. Я говорю «возможно» для простоты, потому что некоторые, вероятно, будут недовольны, я провожу слишком явное различие между человеком и всем остальным. Быть человеком -- значит быть открытым к чему-то безмерно большему, чем просто быть человеком. Вы можете мне сказать: «Это слишком общая идея, и я понимаю, что вы говорите. Можно называть ее Любовью, Справедливостью, Милосердием или вот этой раскрытостью». По Паскалю — был такой мыслитель, религиозный философ и ученый в XVII веке — «человек выходит безмерно далеко за пределы человека». Вы скажете, что все это лишь идеи. Зачем называть их Богом? Зачем религии употребляют слово «Бог»? Почему даже вне религии не так просто обойтись без того, чтобы называть Бога тем или иным способом? Потому что для называния этой раскрытости и выхода за пределы недостаточно абстрактных понятий — Любви, Радости, Милосердия, Справедливости. Должна быть возможность обращаться, иметь какое-то отношение к этому измерению. Зачем? Чтобы быть ему верным.

Что значит быть собой в максимальной степени, быть в максимальной степени человеком, если не быть верным этой мысли о выходе человека безмерно далеко за пределы человека, верным этой раскрытости? Быть верным небу, небесам в том смысле, о котором я говорил. Понятно, что эта верность может являть себя как верность кому-то, так же как и неверность. Религиозное название верности — «вера», по-французски foi, от латинского fides. Тот же корень и то же понятие верности видны и в словах fidélité (доверие), сonfiance (уверенность).

Вера есть отношение верности. В результате в качестве отношения верности ... она принимает форму верности кому-то, кто не от мира сего, и кто при этом все-таки не является кем-то другим за пределами мира, но, как я говорил, кого следует понимать с точки зрения этого отношения верности. Все это — вера, верность, доверие, уверенность — в некотором смысле не имеет ничего общего с тем, что называют вероучением.

В религии есть такой элемент — вероучение. Вероучение говорит, что Бог делает то-то и то-то. Например, в христианском вероучении, которое, конечно, большинство из вас знают лучше других, принято говорить, что у Бога есть сын Иисус Христос, который воплотился и умер на кресте, чтобы спасти людей. И есть еще некто третий по прозванию Святой Дух. Об этом можно много чего сказать. Но это и есть содержание вероучения, то есть того, как та или иная религия представляет вещи, объясняет божественную действительность. Однако вероучение всегда может дойти до утверждения, что вот так, мол, все и есть.

Начинаешь представлять себе отца и сына. Как у отца может быть сын, если отец — бог, а сын — человек? Христианство в этом случае говорит о тайне. Ислам, в свою очередь, говорит, что так не бывает, что это противоречит природе Бога, что невозможно, чтобы Бог существовал в нескольких лицах, что он абсолютно один, и что невозможно, чтобы у Бога был сын-человек...

Это важнейшее противоречие — лишь противоречие в способах предъявления вещей. Оно имеет отношение к вероучению. А вероучение имеет отношение именно к способу предъявления вещей. Например, я считаю, что сейчас за окном хорошая погода. Это предположение, нужно выйти на улицу, чтобы узнать, так это или нет. И наоборот, если я скажу: «Я не знаю, какая погода за окном, но я верю в идею, что за окном хорошая погода. (Полный абсурд!) Следовательно, я выйду на улицу в одной рубашке без верхней одежды и без зонта». Да, это будет большой риск и вообще идиотизм. Но именно это и есть верность. Верность не заключается в том, чтобы верить, то есть предполагать, что в соответствии с некоторым знанием, которое у нас есть, можно представить, что это будет соответствовать тому, во что мы верим. Верить как раз совершенно не значит знать об этом. Когда кто-то кому-то верен, то, в сущности, не знает ничего об этом человеке, не знает, кем он или она станет в дальнейшем. Но если кто-то кому-то верен, то он просто верен и все, не зная.

На этом я ставлю точку. Можно сказать, что в имени Бога и в имени Бога как небесной сущности, есть по крайней мере указание на возможность, может быть, на необходимость быть верным без какого-либо элемента знания или полузнания, то есть вероучения, быть верным тому, что я назвал здесь раскрытостью, без которой мы бы, возможно, и не были бы людьми, а были бы просто вещами среди вещей внутри мира, который сам по себе закрыт.

 

 

Монтрёй, 4 мая 2002 года

 

 

Перевод с английского МАКСИМА ШЕРА

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Дюпон — одна из самых распространенных французских фамилий, синоним среднестатистического француза. Прим. перев.

 

 

Жан-Люк Нанси

Родился в 1940 году в Бордо. Философ, автор теории сообщества как бытия-вместе. Среди работ Нанси исследования самых разных направлений: общефилософских, посвященных политической, социальной, культурной проблематике, теории искусства, поэзии, кино, музыке. В числе переведенных на русский язык: «Непроизводящее сообщество», «Складки мысли Делёза», «Corpus», «Нацистский миф», «В ответе за существование», «О событии» и др. Скончался в 2021 году в Страсбурге.