Этот текст — итог обсуждений и поиск возможной общности, как независимых, так и трудящихся в институциях, работников и работниц культуры.

Опыт жизни и работы в разных городах России стал поводом для объединения. В мае 2020 года, в разгар первого локдауна, мы создали в Телеграме чат под названием РРР, ставший пространством подчеркнуто неформального общения. РРР для каждого и каждой свой. Для одних — «Регионы регионам рознь», для других — «Революционно-региональный рай». У аббревиатуры нет и не может быть одной официальной расшифровки, ее многозначность созвучна разнообразию взглядов и мнений, представленному внутри нашего сообщества. РРР — это мы, люди, развивающие современную культуру и искусство на своей территории: во Владивостоке и Владикавказе, Волгограде и Воронеже, Железногорске и Екатеринбурге, Казани и Кирове, Краснодаре и Красноярске, Нижнем Новгороде и Новосибирске, Перми и Ростове-на-Дону.

Сегодня мы вынуждены действовать в условиях жесткой централизации, присущей экономической и политической системе нашей страны. Неравномерное распределение бюджетов и гиперконцентрация ресурсов в Москве влекут за собой отсутствие на местах минимально необходимых средств для проектной работы и, как следствие, неизбежную миграцию из регионов в центр. «Уход в онлайн», сблизивший участников РРР в период пандемии, лишний раз подтвердил существующее ресурсное неравенство: региональные институции зачастую проигрывают столичным в конкуренции за внимание аудитории, поскольку не имеют финансовой возможности создавать необходимый для этого контент. Кстати, конкурентные отношения, в которых мы вынужденно оказываемся, — еще одно следствие пресловутой централизации. Немногочисленные гранты, за которые мы вынуждены бороться, становятся гарантией выживания наших институций и инициатив, которые приходится «упаковывать» под стандарты грантодающей организации — демонстрировать уникальность, эффективность, открытость, укреплять, налаживать, содействовать… Однако «правила игры» придумываются для региональных институций в Москве и часто не учитывают локальные специфики. Централизация существенно осложняет и построение горизонтальных связей: наши редкие межрегиональные встречи происходят в основном в Москве, а перемещения по стране связаны с транспортными и финансовыми сложностями.

Будущее может быть другим. Каким? В поиске ответа на этот вопрос мы не стали на путь компромисса, дабы сформировать одно обобщенное суждение. Не желая вторгаться в принципы и убеждения друг друга, мы собрали этот текст подобно мозаике, включив в него мнения отдельных участников РРР. Наши заметки о будущем отличаются друг от друга и содержательно, и стилистически, а прогнозы и пожелания варьируются от дистопий до утопий, от прагматически выстроенных планов до иллюзорных грез, от индивидуалистских стратегий до гибридных коллективностей. Институции будущего, которые мы воображаем, имеют разные формы — от ситуативных и укорененных в локальностях агломераций до масштабных арт-комплексов, от строчки кода в браузере до стеклянных зданий, от инклюзивных и общественных до экспертных и профессиональных, от постоянно сомневающихся в своей необходимости до высоко конкурентных и уверенных, от низовых и коллективных до индивидуалистских.

Единый образ будущего нам недоступен, и мозаичное панно из форм, о которых мы пишем, подобно карте, на которой отмечены вероятно достижимые места. Ее можно разглядывать, использовать для позитивных аффирмаций или же, как с картами часто бывает, повесить на стену и думать: «Здорово, наверное, побывать тут».

 

Лейли Асланова, Ростов-на-Дону

В качестве институции будущего в Ростове-на-Дону мне нравится идея агломерации, состоящей из сообщающихся временных и долгосрочных мастерских и исследовательских центров.

В Ростове-на-Дону по-прежнему сильна самоидентификация через городские районы, реальные границы которых не всегда совпадают с административными. Районы имеют разные характеры возникновения и развития, а также мифологии. Объединения действующих в районах инициатив в агломерации даст импульс к дальнейшему развитию локальных культурных ситуаций. Тем более в большом городе необходимо обеспечивать доступность посещения и участия для всех горожан, включая тех, кто не имеет возможности регулярно выбираться в центр.

Что это за мастерские? Это могут быть как ремесленные мастерские — гобелена, витража, стеклодувные и так далее — и лаборатории современных технологий, так и персональные артистические студии. Предполагается, что эти мастерские будут вести программы обучения при поддержке города через гранты или предоставление помещений в пользование без обременений, таких, как капитальный ремонт или погашение многолетней задолженности по коммунальным платежам.

Мастерские могут располагать собственными галереей и пространствами для публичных событий. Однако возможен и другой сценарий: если мастерских в одной части города несколько, то они будут совместно пользоваться общей выставочной площадкой. Также там смогут базироваться мобильные исследовательские команды (на основании городской грантовой программы), изучающие районную историю и современность, собирающие архивные материалы, инициирующие эксперименты, резиденции и коллаборации и участвующие в проектировании будущего этих районов.

Архив, наоборот, вполне может быть централизованным: располагаться на территории Донской государственной публичной библиотеки и поддерживаться университетами. Также общей может быть и афиша агломерации. В проектной деятельности субъектов агломерации важны высокая прозрачность и открытость процессов, что обеспечивало бы возможность участия не только для профессионально ориентированных деятелей и деятельниц современной культуры, но и вход разным людям, которые хотели бы развить свой интерес и опыт общения в поле искусства и культуры.

Важно, что подобная агломерация имеет смысл в условиях свободы, когда мысль, слово, художественные идеи и эксперименты не будут испытывать давления со стороны государства и подвергаться цензуре.

 

Дима Безуглов и Кристина Горланова, Екатеринбург

Слово «будущее» дезориентирует, потому что в нем спрессованы все возможные грядущие точки на линии времени. Мы остановимся на десяти годах и будем говорить об уральских институциях 2031 года.

Мы исходим из допущения, что консервативный крен не скрутит всю культурную политику страны в рог, и останется пространство для открытых межкультурных проектов и инициатив.

Мы также знаем, что слово «институция» указывает как на развитые государственные махины, к которым можно отнести, например, Третьяковскую галерею, Пушкинский музей, Эрмитаж, так и на локальные инициативы, едва имеющие признаки институциональности.

Допускаем, что учрежденные крупными федеральными институциями региональные филиалы будут так или иначе работать и выстроятся в сеть, внутри которой будет запускаться традиционное движение от Москвы к регионам: кураторы в Москве будут собирать то, что считают достойным и информативным высказыванием, а потом передавать дальше.

Главное предположение и надежда в развитии локальных институций — ресурсы станут доступнее, несмотря на то, что в нашем прогнозе их источники не сильно изменятся. Кураторы независимых площадок перестанут быть перераспределителями благ и, наконец, станут просто администраторами их пространств и ресурсов, а гранты на художественные и культурные проекты будут выигрывать непосредственно команды, собирающиеся вспышками — ситуативно, под проект, под движение.

Площадки, которые сейчас маркированы как центры современной культуры, станут просто помещениями с фондами, функцией хранения, всем нужным для экспонирования, и их будут финансировать постольку, поскольку они способны принимать у себя высказывания и коллективные действия стихийно организуемых низовых коллективов.

Нам видится сеть товариществ, внутри которой расчерчиваются еле заметные новые связи, производящие новые ситуативные союзы, в которых ни над одним не нависает страшное зазубренное лезвие планирования на весь выставочный год. Нет дамокловым мечам, да — моментальной солидарности.

 

Ангелина Бурлюк и Петр Жеребцов, Новосибирск

Ось настоящее. Где мы себя обнаруживаем.

В настоящем художественная институция не может быть открытым политическим агентом и прямо задавать неудобные вопросы. Например, не может от своего имени выпускать заявление о деле Юлии Цветковой, активистки и художницы. Такое заявление считывается как антигосударственный жест. (Почти) не имея профессиональной автономии, искусство внутри институций перемещается между красными флажками «безопасных» тем.

C другой стороны, институции современного искусства (пока) могут заниматься контрабандой прогрессивных идей. Например, полунамеками говорить о растущем экономическом и правовом неравенстве, эрозии общественных институтов, глобальном климатическом кризисе, дезориентации в цифровых мирах постправды… В отсутствие публичной сферы Агорой институция не станет, но может быть партизан ским отрядом, группой подпольщиков на территории, занятой неолиберализмом и консерватизмом.

В настоящем институции разделены на частные и государственные. Последним не удается конкурировать с фондами и музеями, которые поддерживает крупный бизнес. Будто бы вовне этой дихотомии — самоорганизации разных форматов (автономные, внутри институций, активистские и т.д.), рассыпанные по городам России. Мы строго не разделяем институции и самоорганизации, поскольку дихотомия не проясняет суть инициатив. Важней разделять общественное и частное, общедоступные блага и блага-как-сервис, уникальность культуры от brand identity, вбирающей культурный капитал.

В настоящем десятилетиями сохраняется стабильно низкий уровень бюджетных расходов на культуру и образование. Равно как и асимметрия в распределении ресурсов от центра к регионам.

В настоящем институции перенимают рыночные формы отношений. Считается, что культура — это сфера услуг, культуру потребляют, измеряют количественными показателями. Как правило, бюджет институций, которые финансирует государство, покрывает низкие зарплаты, коммунальные услуги, оплату штрафов от контролирующих инстанций. Поощряется самоокупаемость и внебюджетное финансирование. Бюджет не растекается, а блага не просачиваются: ресурсов мало, это усиливает конкуренцию агентов, диктует проектный подход, выворачивает темпоральность труда, поощряет самоэксплуатацию и сборку временных случайных команд, не дает гарантий.

 

NВ! В нынешнем «активистском институциональном строительстве» нет ничего героического. Мы находим компромиссное вещание из подполья — жалким.

Когда современность внутри консервативного поворота перестанет быть настолько несовременной, институции будущего станут возможными.

Ось будущее желанное.

Пишем утопически, чтобы понять, куда двигаться. Используем метод негативной самоидентификации, определения через отрицание существующего.

Чего мы взыщем? Не быть «всего лишь» искусством. Нам близка программа производственного искусства^[1]: мы стремимся не только производить образы и объекты, но создавать новые ненасильственные отношения между людьми для преобразования общества. Или так: коллективно производить знание о самих себе, свой язык, обретать голос, находясь на своей территории.

Чего мы взыщем в институциях искусства? Не быть «всего лишь» персоналом. Оплаченным сервисом для приглашенных кураторов и художников — смыслообразующих единиц. Это значило бы, что роль публичной институции (а по сути, людей внутри) сводится к обслуживанию рутинного процесса, который утверждает художественную ценность, вписывает отдельные фигуры в историю, воспроизводит иерархии (публики и институции, медиумов и форматов репрезентации, статусов и рангов).

Институции будущего — не столько площадки, сколько политические агенты, которые сопротивляются кризисам, которые порождены политическими и экономическими противоречиями. Этими институциями могут быть:

— широкие альянсы партизанских локальных инициатив, объединившихся для перераспределения и децентрализации ресурсов;

— дома культуры и альтернативные школы взаимного обучения;

— мастерские и резиденции, снимающие различия между «искусством» и «современным искусством», предлагающие создавать новое знание на стыке гуманитарных и естественных наук, коллективные групповые практики в противовес самокапитализации и индивидуальному производству объектов;

— самоуправляемые и регулярно сменяемые общественные советы в городах, формирующие культурный запрос всегда на производство ненасильственных отношений и освобождение воображения и труда.

Институция будущего меняет места и работает ограниченное время: она разрешает кризисы в одной локальности, покидает ее и отправляется в следующую. На ее место приходит Агора.

 

Антон Вальковский, Владикавказ

После восьми месяцев пандемии выставочный зал ведущей музейной институции Северной Осетии-Алании открылся экспозицией натюрмортов. Натюрморты из шишек — это все, что смогла предложить институция прошлого в условиях жесточайшего социального и экономического кризиса в регионе.

Институция будущего на Северном Кавказе считает преступлением игнорировать текущие вызовы современности и возводить башни из слоновой кости. Она призвана работать с трудным наследием региона: территориальными и этническими конфликтами, многие из которых находятся в замороженном состоянии, геноцидом народов и отдельных социальных групп, постколониальным и миграционным наследием (от трудовой миграции до травматического опыта депортаций народов Кавказа).

Художественные и социокультурные проекты станут лабораториями мягкой силы — будут разрабатывать технологичные и тиражируемые прототипы и решения методами культурной дипломатии в ситуации, когда официальная дипломатия терпит поражение. Задачи — проработка культурной травмы, разработка инструментов взаимопонимания и построения мира.

Институция будущего наконец-то перестанет быть перевалочным пунктом для поставок культурного продукта из метрополий (с их критериями того, что считается ценным и заслуживающим внимания) и патерналистского разговора об искусстве. Она также перестанет поставлять искусство — с налетом самоэкзотизации — в метрополии для обогащения символического капитала столичных проектов. Она наконец-то обратится к проблемам территории и поддержке представителей локального художественного сообщества на Северном Кавказе, которые, в отличие от агентов культурных и социальных изменений других регионов, никуда не собираются уезжать.

 

Яна Гапоненко, Владивосток

Владивостокская институция будущего — это институция-человек, с авторской публичной (выставочной, образовательной) программой, тиражируемой для продажи площадкам (вузам, библиотекам, музеям, научным центрам) и формирующей, таким образом, новый запрос их аудиторий. Владивостокцы известны как self-made люди, предприниматели, энтузиасты, первооткрыватели — самостоятельные и независимые. Здесь часто новое начинание в культуре — это инициатива одного человека. Так, эксперты здесь могут стать не только носителями знания, но и теми, кто формирует его, а площадки как физические места во Владивостоке будут работать лишь с удержанием аудитории, которую приводит с собой эксперт, и охраной коллекции, с которой эксперт работает. Площадок, таким образом, будет становиться все меньше, аудитория у них будет выровнена, и они будут функционировать по типу резиденций, становясь кондоминиумами для индивидуальных предпринимателей.

С другой стороны, люди здесь будут объединяться на почве отстранения от центра страны и напускной независимости. Все большее количество товарищеских НКО приведет к тому, что на зарплате у площадок останется лишь административный и обслуживающий персонал, поддерживающий здание и обеспечивающий документальный оборот, тогда как все менеджерское звено заменится публичными экспертами, у которых будет по две–три площадки на контроле. Помимо резкого сокращения количества институций в привычном понимании (зданий и площадок) аудиторию ждет пресловутая междисциплинарность получаемых ими знаний, полифония предлагаемых к изучению теорий, размывание границ между академизмом и практикой. Такие люди-институции уже есть во Владивостоке, и система образования подстроится под них, предлагая повышать квалификацию отдельным людям краткосрочными программами. Фактически романтизация образа гения будет сведена к обыденной функции высокоэффективного менеджера.

 

Татьяна Данилевская, Воронеж

Видишь, там в поле возвышается храм, рядом с ним ТРЦ? Поезжай-ка туда.

Где-то за ними в 2023 году в поселке Солнечный Яменского сельского поселения Рамонского района Воронежской области будет музей современного искусства.

Инициатива строительства города-спутника и арт-парка в нем принадлежит местному строительному магнату. В проморолике будущей стройки^[2] на фразе «сохраняя традиции, базовые консервативные ценности» я неожиданно обнаруживаю себя в компании стажеров из Китая. Вспоминаю, что несколько лет назад мы снимали в художественном музее мини-ролик для грантового проекта университета, и я выложила его в соцсети. Нас взяли в будущее, правда, без ссылок на источник и согласия.

Как будет устроен арт-парк, можно только гадать: будет ли частная коллекция открытой и станет ли центр современного искусства по-настоящему публичной площадкой. То, что Воронежу нужна именно публичная, а не частная площадка-институция, стало ясно после закрытия ВЦСИ (Воронежская региональная просветительская общественная организация «Центр современного искусства»). Появились квартирные инициативы, открытые студии; продолжает работу частная галерея; общепит и торговля стали благосклоннее к искусству, но ни одна из площадок не является фактически и юридически тем, чем был ВЦСИ  — общественной организацией и общественным пространством.

Не Москва и без гор? Воронеж был фактической столицей Российской империи во время длительных приездов в город Петра Первого для строительства Азовского флота, в начале 1990-х всерьез обсуждался как кандидат для столицы РСФСР, сейчас город — безусловная столица военного образования. Не думаю, что центростремительный отсчет проясняет локальные особенности.

Институция будущего — общественная; имеющая горизонтальные связи с другими региональными институциями, не опосредованными столичным центром; поддерживаемая государством — его забота в том, что сотрудники не занимаются волонтерством и не скидываются на оплату аренды и коммунальных платежей, — и в то же время открытая к сотрудничеству со спонсорами и поддержке жителей; все организационные решения принимаются коллегиально и неиерархично.

 

Александра Дорофеева, Железногорск

Железногорская институция будущего — это экосистема, существующая как зеркало (сайта) официальной повестки и мирно сосуществующая с ней. То есть чтобы быть перенаправленным на сайт-зеркало, нужно всего лишь добавить в адресную строку несколько символов (код), так что жители Железногорска могут путешествовать по оптикам комфортно. Это путешествие — такое ежедневно доступное и такое парадоксальное — и становится главным путешествием тех, кто принял решение остаться в Железногорске.

Искусство в коллективном сознании признано секретным инструментом перехода на зеркало (тем самым кодом). Демонстрация искусства перешла от экспонирования эксклюзивных объектов к предложению ситуаций для тренировки кода. Физическое пространство институции также существует как полигон для упражнений сознания. К 2030-му у железногорцев сформирована внутренняя потребность к путешествиям между мирами, и экосистема, по сути, предоставляет услуги фитнеса для сознания, являясь оплачиваемым сервисом.

Таким образом, код, делающий экосистему видимой, также нивелирует эго ее индивидов-агентов: ситуации в «выставочном» пространстве читаются как обычные и поэтому значимые. Карго-культ преодолен, а желание соединиться с далеким удовлетворяется экосистемой, обученной быть субъективной, разной и сексуальной.

 

Елена Ищенко, Краснодар

Добраться до Дома искусств и ремесел можно на одном из бесплатных трамваев, который доставит вас в район Музыкальный — когда-то неблагополучный район теперь оправдывает свое название.

Достоверно неизвестно, как Дом появился. Наиболее реалистичной кажется версия, что один из недостроев Музыкального был засквотирован местными жителями, решившими открыть в нем художественную школу. К работе Школы стали присоединяться художницы, музыканты и культурные работницы, организовавшие кружки для людей разных возрастов, мастерские, репетиционные базы, производственные цеха, библиотеку и резиденцию для преподавателей из других городов, станиц и хуторов. Постепенно разделение на преподавателей и учеников стерлось, уступив место горизонтально организованной сети.

Одной из основных целей Школы стало поддержание духа сотрудничества, взаимодействия и солидарности, в котором формируются и развиваются сообщества. Придерживаясь разных взглядов и предпочтений относительно искусства, все участники разделяли общие для всех политические идеи и ставили горизонтальное администрирование и инклюзивность превыше институционального успеха.

Школа объединила ранее конфликтовавшие художественные течения и ремесла. Изменилась сама логика творческого производства. На смену капиталистической купле-продаже пришло разделение искусства на профессиональное и любительское — для-всех- и для-себя-производство (отметим, что это разделение никогда не являлось четкой оппозицией, но формировало множество градаций между, а также возможность любительства и хобби в одном виде деятельности, и профессиональности — в другом).

Поначалу Школа развивалась без бюджета: засквотированное здание улучшалось силами самих участников и участниц, все занятия и мастерские были бесплатными, зарплат не было. Однако со сменой политического строя в стране и преобразованием культурной политики Школа встроилась в систему общественных институтов, была переименована в Дом искусств и ремесел и стала частью РСД — Российского совета домов, объединяющего подобные инициативы в разных городах.

Управление Домом осуществляется при участии Совета представителей локальных сообществ и культурных работников из разных городов и стран, который работает на общественных началах и обновляется каждые 1–2 года.

Сегодня в Доме искусств и ремесел в Краснодаре работают: кружок исследования технологий крестьянства и казачества начала XX века, кружок истории квир-течений на Кубани, пространство голосовых транзакций, студия перформативного и политического действия, класс вывихнутой ноги и постоянный кружок гигиены труда и отдыха. Запись в кружки открыта ежедневно.

 

Дарья Ткачева, Киров (Вятка)

«На Вятке свои порядки». На разных полюсах социального проявления этой местной поговорки стоят замкнутость и нежелание интересоваться тем, что происходит за пределами территории, и завышенная оценка всего, что приходит из «столиц».

Хочется думать, что в будущем будет не так важно, где ты находишься физически, и противопоставление центра и периферии полностью изживет себя. Регионы станут самодостаточны, новые технологии и новая экономика прекратят процесс оттока населения. При этом культурные институции на местах сосредоточатся на работе именно с этим местом. За общее информационное поле и межкультурную интеграцию будут отвечать всевозможные виртуальные технологии, а развитие транспорта и появление единого, понятного всем людям языка должны способствовать упрощению и активизации всемирной коммуникации.

Думая о Кирове (Вятке) в этом новом мире и о культурной институции будущего, мы хотим  надеяться, что такая институция будет не одна, что для человека будущего производство гуманитарного знания, самопознание, ценность культуры и искусства станут одними из важнейших, что искусство будет частью повседневной практики и общественного устройства. Художественных институций должно быть много и разных. В основе своей это могут быть культурные центры, совмещающие производство, экспонирование, хранение (впрочем, хранение может быть в виде виртуального архива) произведений искусства и функции общественного центра с выстраиванием коммуникации с сообществом, поэтому такие культурные центры должны работать с ограниченными территориями — небольшим городом или районом/округом в мегаполисе.

Что касается форм и инструментов организации таких институций, хотелось бы, чтобы они также были разнообразны и содержали в себе возможность гибкой реакции на изменения в формах и способах репрезентации искусства. Государственные, частные, общественные форматы — каждый из них обладает своим потенциалом в благоприятных условиях понятного, адекватного правового поля. Хочется верить, что такие условия будут возможны в будущем.

 

Алиса Савицкая, Нижний Новгород

Институция будущего в Нижнем Новгороде — это трансформер с бесконечным числом конфигураций.

Следуя локальным художественным тенденциям последних лет, она заполняет пробелы и пустоты на культурной карте города и региона. Она не конкурирует с существующими музеями и галереями, а маневрирует между ними. Ее жанр не определен строго: в зависимости от текущего запроса художественного сообщества она в той или иной степени занимается выставками и фестивалями, резиденциями и мастерскими, продюсированием и продажами произведений, архивированием, научными исследованиями и написанием собственной истории.

Задача институции будущего — институциализировать хрупкие художественные процессы, придавать им профессиональный вес и жизнеспособность. Стремясь к независимости, она комбинирует разные типы проектной работы, форматы коммуникации и источники финансирования. Нижний Новгород — единственная зависимость, которая всегда остается для нее непреодолимой.

Институция будущего обращается к внутренней сущности искусства во всей его сложности. Социальная роль художественной деятельности не отрицается, но возникает как один из эффектов бесконечного усложнения, которое искусство дает обществу, а не как следствие популистского движения этому обществу навстречу.

Институция будущего постоянно задается вопросом целесообразности своего существования, и эта неуверенность гарантирует ей гибкость и пластичность. Искусство и мир меняются каждый день. Не устарели ли мы? Уверены ли в том, что делаем? Не пора ли перепридумать себя заново? Неустойчивость институции будущего — залог ее непрерывного развития, соответствия моменту и актуальным потребностям локальной художественной сцены.

Институция будущего имеет смелость желать будущего, искать будущего, придумывать будущее, в котором, возможно, найдется место и ей самой.

 

Марина Пугина, Пермь

Закрываю глаза и представляю прекрасную институцию будущего не где-то далеко, а прямо здесь, в Перми. Вижу ее на берегу реки Кама там, где еще не закончились заводы, но не началась набережная, и подступают с того берега леса. Задумываю ее на пересечении границ и смыслов, понимающую и принимающую память места, обращенную, как двуликий Янус, в прошлое и будущее, свободную и открытую для всех жителей города. Здесь нет места исключительности и исключенности, ибо все ценно. Коллекция современного искусства тут уживается с архивом, библиотекой и исследовательским центром, который в диалоге с местными и резидентами формирует выставочную повестку.

По ссылке — коллективный текст-игра, сгенерированный художником Александром Агафоновым из анкет участников РРР об идеальной институции:

Примечания

1. ^ О производственном искусстве см.: Чубаров И. Коллективная чувственность: теории и практики русского авангарда. М.: Высшая школа экономики, 2016.
2. ^ Рекламный ролик города-спутника «Солнечный», Воронеж, 2019 https://youtu.be/6lAFoDgNiaU.