Когда пытаешься воссоздать в памяти образ того феномена, который получил название «Центр Красный», невольно испытываешь смятение. Воспоминания, словно глыбы льда в половодье, наползают друг на друга и ломаются, рассыпаясь на осколки. А сама идея реконструкции событий того времени оказывается задачей трудно выполнимой, возможно, даже лишенной всякого смысла.

Наше независимое выставочное пространство (то, что называется красивым английским выражением artist-run-space) и мастерская группы московских художников официально открылись в марте 2015 и закрылись в апреле 2018 года. Центр Красный задумывался и функционировал в первую очередь как площадка непосредственного опыта искусства. Невероятно важные задачи документации, архивирования, конечно, не упускались нами из виду, но наиболее ярким и значимым для нас было живое, ускользающее от фиксации, чувство горизонтальной самоорганизации. Сегодня восстановить цельную и непротиворечивую историю Центра Красный едва ли представляется возможным — разве что в виде узловых фрагментов его существования. Но пульсацию демократического сосуществования, которое было его сердцем, можно лишь вообразить.

*

Центр Красный начался осенью 2014 года, когда несколько выпускников первых наборов Института БАЗА^[1] — Ильмира Болотян, Лета Добровольская, Михаил Климин, Матвей Крылов, Ангелина Меренкова, Иван Новиков, Ирина Петракова, Николай Сапрыкин и Денис Строев — объединили усилия по поиску места под мастерскую. Необходимо отметить, что состав группы был достаточно подвижным. Значимым фактором нашего объединения было то, что все мы учились в Базе и вроде бы хорошо представляли, кто чем занимается. Тем самым «бытовые сложности» предполагались заранее известными, а значит, преодолимыми.

Процесс нашей самоорганизации начался во время подготовки к выставке «Вечно живой труп»^[2], проходившей в конце 2014 года в Цехе Красного на Винзаводе. Большое экспозиционное пространство располагало к масштабным проектам. Но этому препятствовало отсутствие у всех нас (молодых художников и недавних студентов) собственных мастерских соответствующей площади. Кураторы выставки Светлана Баскова и Анатолий Осмоловский, также заинтересованные в крупномасштабных произведениях, помогли организовать для нас временные места для работы в помещениях Винзавода. Одним из них стало пустующее пространство бывшего магазина одежды. Двухуровневое помещение со стеклянными стенами стало нашей первой совместной мастерской. И уже из этого опыта родилась идея найти площади для групповой студии.

*

Зима 2015 года. Мы сидим на кухне у Иры Петраковой и горячо обсуждаем каждую деталь того, что хотим и как это можно сделать: какой должна быть мастерская и какой должен быть выставочный зал? За окном слякотный московский вечер, свет торшера озаряет наши лица, а мы в радостном волнении формулируем нашу демократическую утопию.

На тот момент уже было найдено помещение на Красном Октябре. Заброшенный зал площадью более 150 метров находился на одном этаже и с общей входной дверью с хостелом, у которого только что сменился владелец. Новоиспеченный отельер на самом деле был руководителем небольшой строительной фирмы в Сибири, но решил переехать в столицу и диверсифицировать свою деятельность. С этим молодым и «четким» бизнесменом в черной кожаной куртке какими-то окольными путями познакомился Матвей Крылов и предложил помочь с неиспользуемой площадью. Зал, доставшийся «в нагрузку» новому владельцу хостела, с нашим приходом должен был стать местом силы — привлекать новых постояльцев и посетителей скромного бара на крыше. Кроме того, наш арендодатель соглашался на более низкую ставку субаренды и даже помогал с ремонтом. По нашей договоренности въехать мы должны были в марте 2015 года. Именно это стало своего рода официальной точкой отсчета истории Центра Красный.

Но даже с такой поддержкой со стороны арендодателя мы не наскребали необходимую сумму ренты. Отсюда родилось решение — расширить ряды нашего товарищества, пригласив студентов Института База нового набора. В их число вошли: Виталий Барабанов, Карина Бунятова, Александр Гореликов, Евгения Грушевская, Юра Калинин, Михаил (Касатский) Седов, Дима Хворостов. Таким образом, на запуске коллектив Центра Красный состоял из 16 членов с самыми разнообразными творческими воззрениями.

С таким количеством участников самой большой проблемой становилось принятие того или иного решения. По большому счету, у нас было не так много общего: мы не стали художественным объединением, у нас отсутствовала общая тематика. В такой ситуации нам было жизненно необходимо подробно обговаривать каждый вопрос и каждое действие. Собственно, логика прямой демократии с системой группового обсуждения любого этапа и аспекта нашей деятельности объединила нас. Множественные дискуссии по всем организационным и концептуальным вопросам стали фундаментом Центра Красный. Даже само это название родилось в результате бесконечных голосований и споров.

*

Наш внутренний чат оказался полем для ожесточенных полемик вокруг принципов нашей самоорганизации. А голосование — единственным легитимным способом принятия решений. Кто-то хочет провести кинопоказ, вечеринку или лекцию? Давайте голосовать за или против! Надо отремонтировать дверь или повесить зеркало? Организовываем голосование! И так по каждому пункту нашего совместного бытования.

Таким же образом происходило формирование выставочного плана. Любая выставка должна была быть сначала выдвинута одним из членов нашего сообщества на внутреннее голосование. Базовое условие выдвижения проекта — наличие концепции и набора эскизов или картинок-референсов. И если за проведение выставки голосовало не менее 10 человек, то проекту давался карт-бланш. Эта цифра выработалась не сразу и иногда варьировалась. Но в процессе формирования нашего внутреннего регламента закрепилось правило — поддержка того или иного решения должна составлять не менее 2/3 от общего числа участников. Так мы стремились избежать внутреннего «раскола» и фракционности, которые неизбежно проявляются в подобных ситуациях. (Следует признать, что в итоге чаша сия нас не миновала.)

Когда кто-то из участников нашего коллектива предлагал свою выставку — она также рассматривалась и подвергалась процедуре голосования. Для нас было принципиально важно, что никакого приоритетного права для реализации собственных проектов пайщики не имели. Это рождало вопросы, особенно у сторонних наблюдателей и новых членов нашего сообщества. Как же так — платишь за аренду, а выставку или перформанс провести без голосования нельзя? Но это была принципиальная позиция, которая давала Центру Красный возможность избежать превращения в кунстхалле для самих себя.

Идея равенства всех предлагаемых проектов была продиктована базовой установкой на открытость нашей самоорганизации для любых внешних предложений. Конечно, такой подход рождал определенную проблему — каждое голосование требовало времени и могло затянуться. Более того, процессы нашего плебисцита частенько вызывали непонимание у коллег. Особенно ярко это проявилось весной 2016 года, после того как Центр Красный объявил опен-колл для внешних выставочных проектов. Для нас было крайне важно дать возможность включить в свое дискурсивное поле новые голоса и темы. Поэтому каждую из 50-ти присланных заявок мы внимательно рассматривали, что привело к достаточно долгому процессу выборов и некоторым кривотолкам. (Замечу, что из всего числа присланных проектов было реализовано лишь 5, что уже немало.) А когда финалисты нашего опен-колла пришли к нам на площадку обсуждать конкретные детали и увидели, что никакой финансовой поддержки и даже техники у нас не было, и мы все делаем сами, то у многих прозвучал недоуменный вопрос — зачем же вы так напрягаетесь с голосованием и всем прочим? Но для нас именно все это невероятно ценно и важно, хотя и моментами могло лишь вызывать усталость.

*

Нельзя не отметить, что уже с самого начала деятельности Центра Красный перед нами возникла проблема «рабочей группы», с которой сталкиваются все известные мне самоорганизации. Кто должен убирать, собирать арендную плату, организовывать голосование и коллективные обсуждения? Казалось бы, эти вопросы крайне далеки от художественной повестки каждого из участников нашего товарищества и, скорее, навевают скуку. Однако только их успешное решение позволяло существовать нашему artist-run-space.

Как мы впоследствии выяснили, у подобного рода коллективов возможно только два пути: либо достаточно рано формируется некое «инициативное ядро», которое берет на себя ответственность вести и структурировать весь процесс жизни самоорганизации, либо появляется фигура «менеджера», который единолично этим занимается (часто за отдельную плату). Неким естественным образом мы пошли по первому пути — у нас сформировался определенный «рабочий костяк». Но в то же время крайне важной для нас была демократизация и принципиальное отсутствие лидера. Отчасти эту проблему удалось на некоторое время решить постоянной ротацией участников, занятых организационными во просами. Впрочем, данная схема не смогла функционировать долго, как нам и предрекали старшие товарищи.

Следует оговориться, что само существование Центра Красный строилось, помимо принципа самоорганизации, также и на идее самостоятельной арендной платы. Каждый участник платил равную долю за помещение, хотя это и было непросто. Соответственно, те из нас, кто по каким-то причинам был не в состоянии оплачивать свою долю, вынуждены были покинуть наше сообщество. Как следствие, в Центре Красный сложилась определенная «текучка кадров». По моим подсчетам, за все время существования — с 2015 по 2018 год — участниками нашего artist-run-space побывало около 30 художников и кураторов^[3]. При этом в среднем одновременно членами Центра Красный было около 13–16 человек, что на небольшой площади рождало определенные сложности.

Мирное сосуществование, к примеру, автора больших скульптур с художником-графиком постоянно порождало споры о границах личного и общественного. При этом интересно подчеркнуть один достаточно характерный момент. Когда пытаешься вспомнить конкретные полемики между членами нашего сообщества, всплывают отдельные смешные эпизоды. То кто-то не поделил стол, то задержал выплату, то голосует не вовремя и задерживает принятие решения, а иногда и устроит излишне буйную вечеринку. Но сегодня все эти споры сами по себе скорее вызывают улыбку, однако осмысляя их роль и общую тему, понимаешь — мы бесконечно обсуждали практические возможности и условия реализации неиерархических форм демократии. При этом, безусловно, порой мы не ощущали эти дискуссии как теоретические — для нас они были вынужденным и в некотором роде естественным следствием наших этических установок.  

С другой стороны, наш коллектив был вынужден регулярно искать новых членов ввиду сложностей с оплатой аренды. И каждый вновь вступивший в наше товарищество пайщик был должен  сначала понять и осознать специфику нашего устройства, чтобы адекватно встроиться в коллектив. Таким образом, выкристаллизовалась «рабочая группа» (естественно, поначалу  преимущественно из числа основателей, но не только), на плечи которой ложилась ответственность по сохранению сформировавшейся системы принятия решений. Но из-за этой постоянной «двойной нагрузки» старожилы постепенно «выгорали» и уставали. Думаю, с учетом  собственных ощущений, это и послужило ключевым мотивом закрытия Центра Красный в 2018 году.

*

Важно отметить, что изначально мы организовали совместную мастерскую для работы, часть помещения которой (примерно 40%) была превращена в выставочный зал. То есть основным для нас было рабочее пространство, где и проходили наши дискуссии и обсуждения. Выставочная деятельность была значимой, но не главной частью жизни Центра Красный. Честно говоря, само это разграничение являлось скорее символическим — проход непосредственно в рабочее пространство был отделен лишь тонкой цепочкой и шторкой.

Столь ценная живая ситуация искусства происходила на всей территории Центра Красный. Можно сказать, что выставочный зал был своего рода «чистой зоной сознания» с белыми стенами, вымытыми полами и аккуратными рольставнями (которые почему-то у нас перекосились). В то время как мастерская — «грязное и хаотическое» бессознательное: столы, собранные из стекольных осколков, разномастные стулья и кресла в потеках краски, забрызганные дырявые стены. «Горизонтальное» устройство нашего коллектива, несмотря на известную утопичность подобного рода практик, позволяло нам проживать неиерархический опыт искусства. Это трудно выразимое чувство привлекало к нам все новых и новых зрителей и соучастников.

Вокруг Центра Красный буквально на глазах сформировалось собственное сообщество. Некоторые зрители, часто приходившие на наши открытия и мероприятия, становились членами коллектива. Более того, сложился определенный круг кураторов, которые регулярно делали у нас свои выставки, участвовали в наших мероприятиях, но при этом не были непосредственными участками нашего товарищества. Например, Мария Калинина, Борис Клюшников и Аяна Чигжит на протяжении всех трех лет работы Центра Красный были нашими «внештатными» соратниками.

Да и сам темп нашего выставочного плана способствовал появлению определенного круга заинтересованных зрителей. В среднем на протяжении года у нас открывалось около 20 новых выставочных проектов. Конечно, это был очень насыщенный режим экспозиционной деятельности, заставлявшей всех членов коллектива участвовать в подготовке чаще всего чужих проектов. Но это был ключевой, если угодно, идейный аспект нашей практики как сообщества. 

*

В этом контексте можно вспомнить историю, произошедшую в конце 2015 года, когда Центр Красный предоставил собственное пространство для проведения фестиваля активистского искусства «Медиаудар». Зная о проблемах с поиском площадки в Москве и исходя из наших представлений о демократичности искусства, мы помогли организовать фестиваль у нас. Но мы даже не предполагали, что на одно из мероприятий ворвется группа организованных погромщиков во главе с депутатом Госдумы и под камеры федеральных каналов начнет крушить выставку и сам Центр Красный^[4].

Замечу, что в момент нападения единственными «смотрителями» и «охранниками» нашего artist-run-space оказались автор этих строк и недавно вернувшийся в Москву критик Егор Софронов. Вдвоем мы и попытались организовать мирное сопротивление 15-ти погромщикам. Которое, впрочем, скорее всего, закончилось бы нашим избиением, если бы не приезд полиции, вызванной нашими товарищами. При этом другая группа погромщиков срывала лекцию Марии Калининой, проходившую этажом выше в импровизированном актовом зале хостела. Лекция проводилась для детей, участников фестиваля, и была посвящена искусству модернизма на примере таких классиков, как Пабло Пикассо и Анри Матисс. И как рассказывали очевидцы, картины последнего вызвали дикую агрессию погромщиков, попытавшихся не только прервать лектора, но и разогнать детей (что, конечно, привело лишь к их испугу и слезам).

Все эти неприятнейшие события могли бы закончиться очень печально для нас как пайщиков Центра Красный, если бы не буквальное заступничество Светланы Басковой. Именно она, вместе с куратором «Медиаудара» Татьяной Волковой, ходила в отделение полиции объяснять, что мы (совсем недавно бывшие студенты Института База) не террористы, не наркоторговцы и не порнографы, в чем нас обвинили погромщики. Надо признать, что полиция достаточно быстро поняла всю абсурдность выдвинутых против нас заявлений и прекратила дело.

Однако владельцы хостела и администрация Красного Октября не позволили закончить фестиваль во избежание новых проблем. Также они высказали серьезное сомнение, что мы действительно занимаемся художественной деятельностью и пригрозили нам прекратить договор аренды. В тот момент перед нами встал вопрос — а как документально доказать, что мы на самом деле занимаемся в Центре Красный именно искусством? Это было бы невозможно без поддержки сообщества, сформировавшегося вокруг нас. Нам начали помогать известные деятели московской художественной сцены и простые зрители. Но решающим моментом, спасшим нас от закрытия, стало выдвижение на премию «Инновация».

*

Когда в начале 2016 года нас номинировали на премию «Инновация» как «Кураторский проект», это высветило несколько важнейших аспектов всей нашей общей практики. С одной стороны, это выдвижение было проявлением цеховой солидарности по отношению к нам, молодым художникам и кураторам. И этот факт показывал глубинные изменения всего ландшафта отечественного искусства, частью которых стали и мы. Но с другой стороны, сама ситуация попадания Центра Красный в финалисты государственной премии была яркой демонстрацией возможности бытия прямой демократии в современном искусстве.

Мы постоянно обсуждали принципы неиерархической организации общества и отстаивали их как в публичной сфере, так и в своей частной практике. Таким образом, внутри российского искусства мы предлагали фундаментально другой, экспериментальный взгляд на пространство художественного высказывания. Сутью нашей деятельности была попытка найти возможности сосуществования очень разных художников и кураторов внутри небольшой площади мастерской. Наши старшие товарищи справедливо предсказывали, что это очень изматывающий и редко бывающий успешным опыт. Однако нас это не остановило, поскольку наша коллективная художественная задача зиждилась на утопической вере в освободительный потенциал подобного рода практик.

Выдвижение всей нашей деятельности, а именно так было оформлено наше номинирование, как цельного кураторского проекта было для нас своего рода поворотным моментом. Это событие легитимировало наш опыт как значимый и видимый в структуре отечественного искусства. При этом тот тип социально-художественного мышления, который мы практиковали, находился на стыке институциональной, художественной и политической сферы. Мы же, не предлагая готовых ответов и решений, стремились экспериментально понять природу различных форм демократического устройства общества: от прямого до плебисцитарного и представительного.

*

Впрочем, субъективные воспоминания о Центре Красный, которые остались у его основателей и участников, далеко не тождественны его репрезентации в публичной сфере. Восприятие нашей инициативы у художественного сообщества было сформировано преимущественно нашими «скандальными» выставками и мероприятиями, которые зачастую проблематизировали саму логику экспозиции современного искусства. В свою очередь, музеефикация, которую предприняло ГЦСИ и Музей Гараж, окончательно оформила нашу деятельность как «официальную» самоорганизованную институцию, о чем мы и не помышляли. (Здесь стоит заметить, что на протяжении почти всей деятельности Центра Красный у нас шла внутренняя дискуссия: можем ли мы определить себя как институцию? Насколько это будет верно теоретически и эмпирически? А будет ли это этически справедливо и честно?) Но, конечно, этот образ не исчерпывающий и, что самое важное, он упускает из виду самую сердцевину всего проекта.

Та «внутренняя кухня» принятия решений, самоорганизации и самофинансирования, где не было лидера, а все были равны в своих правах — зачастую остается вне поля зрения истории. А для нас это было наиболее важным во всей деятельности Центра Красный. И в то же время — самым эфемерным его следом. Опыт прямой демократии не прошел даром, но память хранится лишь внутри нас.

Примечания

1. ^ Важно проговорить, что самый первый поток Института База был набран весной 2012 года, в то время как второй (на котором учился и я)  был сформирован той же осенью. Но уже в процессе обучения нас объединили в одну группу.
2. ^ Доступно по http://aroundart.org/2014/12/11/vechno-zhivoj-trup-anatomiya-iskusstva/.
3. ^ Эти цифры подтверждают результаты исследования чата и письменной переписки, который осуществила куратор Оксана Полякова. Она установила, что участниками Центра Красный помимо основателей были: Вероника Актанова, Виталий Безпалов, Наталия Безрукова, Павел Гладков, Дарья Григорьева, Ольга Дерюгина, Денис Кошкарев, Даша Кузнецова, Антон Кушаев, Яна Малышева-Джонс, Саша Моториус, Сюзан Нгуен, Алек Петук, Оксана Полякова, Илья Смирнов, Дмитрий Фиалковский, Александр Щуренков, Лариса Ягодкина. 
4. ^ Доступно по  http://www.theartnewspaper.ru/posts/2332/.