Они говорят, что это любовь.
Мы говорим — это неоплачиваемая работа.
Они называют это фригидностью.
Мы называем это абсентизмом.
Каждый выкидыш — это несчастный случай на работе.
Гомосексуальность и гетеросексуальность — это условия работы, но гомосексуализм — рабочий контроль над производством, а не конец работы. Больше улыбок? Больше денег.
Ничто так не разрушает целительную силу улыбки.
Самоубийства, десексуализация — профессиональные заболевания домохозяек.

 

Очень часто трудности и сомнения, которые испытывают женщины при обсуждении платы за домашнюю работу, связаны с тем, что она сводится к плате за работу, к горстке денег, а не рассматривается как политическая перспектива. Между тем разница здесь огромная. Рассматривать плату за работу по дому как факт, а не перспективу — означает отделение конечного результата нашей борьбы от самой борьбы, игнорирование ее (платы) значения в демистификации и упразднении той роли, которая отведена женщине в капиталистическом обществе.

Рассматривая плату за домашний труд столь редуктивно, мы неизбежно задаемся вопросом — а насколько эти деньги изменят нашу жизнь? Мы даже можем согласиться, что у многих женщин, лишенных альтернативы домашней работе и браку, они действительно имеют большое значение. Но для тех из нас, у кого есть и другие возможности — профессиональная работа, просвещенный супруг, жизнь в коллективе, нетрадиционные отношения или же комбинация всего этого — большого значения это иметь не будет. Для нас существуют и другие пути достижения экономической независимости, а получить ее, идентифицируя себя с ролью домохозяйки, — это, наверное, последнее, чего мы хотим, поскольку такая жизнь — и здесь мы все с этим согласимся — хуже смерти. Проблема же заключается в том, что добавляя в своем воображении немного денег к нашей дерьмовой жизни и затем спрашивая себя «ну и что?!», мы исходим из ложного предположения, что когда-нибудь сможем эти деньги получить, избежав борьбы и ничего кардинально не меняя в наших семейных и социальных отношениях.

Но если мы, женщины, выберем плату за домашнюю работу как политическую перспективу, то увидим, что эта борьба произведет революцию в наших жизнях и в нашем общественном влиянии. Очевидно и то, что если нам кажется, что нам «не нужны» эти деньги, то происходит это потому, что мы согласились с теми специфическими формами проституции телом и образом мысли, с помощью которых получаем деньги, чтобы скрыть эту потребность. Как я попытаюсь дальше доказать, заработная плата за работу по дому — не только революционная перспектива, но это единственная революционная перспектива с точки зрения феминизма и, в конечном счете, — революция всего рабочего класса.

«Труд любви»

Важно понимать, что когда мы говорим о домашней работе, мы не говорим о ней, как о других работах, а подразумеваем самые распространенные манипуляции, самое изощренное и завуалированное насилие, которое капитализм когда-либо использовал против какой-либо группы рабочего класса. Да, спору нет, при капитализме каждый рабочий подвергается манипуляции и эксплуатации всеми, а его/ее отношения с капиталом мистифицируются. Хотя заработная плата и дает ощущение справедливой сделки — ты работаешь, тебе за это платят, следовательно, ты и твой начальник равны, но на самом деле зарплата — не столько оплата за твою работу, сколько способ скрыть неоплачиваемую работу, которая идет в прибыль. Но, по крайней мере, зарплата — это признание того, что вы работаете и, следовательно, можете торговаться и бороться за условия договора и сумму зарплаты, условия и объем работы. Получать зарплату — значит быть частью социального контракта, и здесь нет вопросов: ты работаешь не потому, что тебе это нравится, или не потому, что она (работа) пришла к тебе естественным путем, а по той причине, что это единственное условие, при котором тебе дана возможность жить. Но как бы тебя ни использовали, ты не есть эта работа. Сегодня ты почтальон, завтра — таксист. Имеет значение только, какой объем работы ты обязан выполнять и сколько тебе за нее платят.

В случае с домашней работой дело обстоит совершенно иначе. Разница в том, что женщинам не только навязали работу по дому, но она превратилась в атрибут нашего женского тела и нашей личности, внутреннюю потребность, стремление к ней, якобы исходящее из глубины нашего женского существа. Работа по дому была обречена на то, чтобы стать естественным атрибутом, а не признанным общественным договором, потому что с самого начала в системе капитала эта работа для женщин была задумана как неоплачиваемая. Капитал должен был убедить нас в том, что это естественное, неизбежное и даже приносящее удовлетворение действие, чтобы заставить нас согласиться с нашей неоплачиваемой работой. В свою очередь, условие, что домашний труд не должен оплачиваться, остается самым мощным оружием для укрепления убеждения, что работа по дому не является работой, тем самым предотвращая борьбу женщин против нее, допуская разве что ссоры в частном пространстве кухни-спальни, которые в обществе принято вышучивать, унижения тем самым главного действующего лица борьбы. Нас считают ворчливыми стервами, а не рабочими, борющимися за свои права.

Насколько «естественно» быть домохозяйкой, демонстрирует тот факт, что для этого требуется как минимум двадцать лет социализации — ежедневного неоплачиваемого тренинга, проводимого матерью, — чтобы подготовить женщину (дочь) к этой роли, убедить ее в том, что дети и муж – это лучшее, чего она может ожидать в этой жизни. И тем не менее получается это с трудом. Не важно, насколько хорошо мы обучены, мало женщин, которые не почувствовали бы себя обманутыми, когда после свадьбы оказались перед грязной раковиной. Многие из нас еще живут в иллюзии, что выходят замуж по любви. Многие из нас признают, что вышли замуж из-за денег и гарантированной защищенности. Но пришло время признать, что любовь или деньги здесь мало что значат, значит лишь то, что нас ждет непосильная работа. Вот почему старые женщины любят повторять: «Наслаждайтесь свободой, пока это возможно, покупайте все, что хотите, здесь и сейчас…». Но, к большому сожалению, почти невозможно наслаждаться свободой, если с самых ранних дней вашей жизни вас учат быть послушными, подчиняться, зависеть от кого-то и, что самое важное, — уметь жертвовать собой и даже получать от этого удовольствие. А если вам это не по душе, то это только ваша проблема, ваш проигрыш, ваша вина, ваша ненормальность.

Признаем, что капитал весьма преуспел в маскировке нашей работы. Он создал настоящий шедевр за счет женщин. Отказавшись оплачивать домашнюю работу и превратив ее в акт любви, капитал одним выстрелом убил двух зайцев. Прежде всего, он получил чертовски много неоплачиваемой работы и уверенности в том, что женщины, не готовые бороться с этим, будут даже искать такую работу как лучшее, что может с ними случиться в жизни (волшебные слова — «да, дорогая, ты настоящая женщина»). В то же время это дисциплинировало и работника-мужчину, поставив его женщину в зависимость от его работы и его заработка, поймало его в ловушку этой дисциплины, предоставив ему домашнюю обслугу после тяжелой работы на заводе или в офисе. По факту, наша роль как женщин состоит в том, чтобы быть бескорыстными, но счастливыми, а самое главное — любящими, служанками «рабочего класса», то есть  тех слоев пролетариата, которым капитал в противном случае должен был бы предоставить больше социальной власти. Точно так же, как Бог создал Еву, чтобы доставить удовольствие Адаму, так и капитал создал домохозяйку, чтобы она физически, эмоционально и сексуально обслуживала работника-мужчину: растила его детей, штопала ему носки, латала его эго, когда оно подавляется работой и социальными отношениями (на самом деле — отношения одиночества), которые капитал для него зарезервировал. Именно это своеобразное сочетание физических, эмоциональных и сексуальных услуг, которые навязываются женщине капиталом, формирует тот специфический тип прислуги — так называемой домохозяйки, — работа которой столь же обременительна, сколь и незаметна. Неслучайно большинство мужчин задумываются о браке, как только получают свою первую работу. И не только по причине того, что теперь они могут себе это позволить, но и потому, что иметь дома кого-то, кто заботится о вас, — это единственный выход, чтобы не сойти с ума после дня, проведенного на конвейере или за рабочим столом в офисе. Каждая женщина знает:  это именно то, что она должна делать, чтобы быть настоящей женщиной и чтобы ее брак был «успешным». И чем беднее семья, тем больше женщина порабощена, и не только из-за материального положения. Капитал на самом деле ведет двойную политику: одну, рассчитанную на средний класс, другую — на пролетарскую семью. Неслучайно, что самые агрессивные формы мачизма встречаются в рабочих семьях: чем больше ударов мужчина получает на работе, тем больше у него потребность проучить готовую к покорности жену, тем больше ему позволено восстанавливать свое эго за ее счет. Вы бьете свою жену и вымещаете на ней свой гнев, когда вы разо­чарованы или утомлены своей работой, или когда терпите поражение в борьбе (работать на фабрике — уже поражение). Чем больше мужчина служит кому-то и чем больше им руководят, тем больше у него потребность руководить самому. Дом мужчины — это его крепость, и жена должна научиться молча выжидать, пока он в дурном настроении, поддерживать его, когда он сломлен и зол на весь мир, отвернуться от него в постели, когда он говорит, что «сегодня вечером слишком устал», или когда слишком быстро занимается любовью, что, как выразилась одна женщина, он мог бы с таким же успехом проделать с банкой майонеза. (Правда, женщины всегда находили способы дать отпор или отомстить, но только в отдельных и частных случаях и немногие. И проблема теперь в том, как эту борьбу из кухни и спальни перенести на улицу.)

Этот подлог, который подается под видом любви и брака, затрагивает нас всех, даже если мы не в браке, потому что, когда работа по дому стала полностью натурализованной и сексуализированной, когда она стала женским атрибутом, всех нас как женщин оценивают по этой шкале. А если какие-то определенные вещи делать естественно, то и ожидается, что их будут делать все женщины и даже получать удовольствие. В том числе и те, кто благодаря своему социальному положению мог бы частично или полностью избежать этой работы (если их мужья могут позволить себе взять горничную и психотерапевта, или другие формы релаксации и развлечений). Мы можем не служить отдельному мужчине, но мы все служанки по отношению ко всему мужскому миру. Вот почему называться женщиной —  унижение. («Улыбнись, дорогая, что с то­бой?» — это то, что каждый мужчина считает вправе спросить тебя, будь он твоим мужем, твоим начальником или мужчиной, который проверяет у тебя билет).

 

Революционная перспектива

Революционные последствия требования заработной платы за работу по дому становятся очевидными при первом приближении к анализу. Это требование, на котором заканчивается наша «природа» и начинается наша борьба, потому что даже просто хотеть получать зарплату за домашнюю работу означает не принимать эту работу как выражение нашей природы и, следовательно, отказаться от той женской роли, которую придумал для нас капитал.

Требование зарплаты за работу по дому само по себе негативно скажется на том, что от нас (женщин) привыкло ожидать общество, поскольку эти ожидания —– основа нашей социализации — все еще работают на наше неоплачиваемое положение в быту. В этом смысле абсурдно сравнивать борьбу женщин за заработную плату с борьбой мужчин-рабочих на производстве за увеличение зарплаты. Когда мы боремся за заработную плату — мы непосредственно и недвусмысленно боремся против своей социальной роли. Точно так же есть качественная разница между борьбой наемного рабочего и борьбой раба за зарплату против своего рабства. Однако здесь надо еще прояснить, что когда мы боремся за заработную плату, это вовсе не борьба за вступление в капиталистические отношения, поскольку мы из них никогда и не выходили. Мы боремся за то, чтобы сломать план действий капитала в отношении женщин, который является важным моментом продуманного разделения труда и социальной власти внутри рабочего класса, благодаря чему капитал и смог сохранить свою власть. Заработная плата за домашний труд, следовательно, —это революционное требование не потому, что оно подрывает капитал, а потому, что атакует его, вынуждая перестраивать социальные отношения на более для нас приемлемые и, соответственно, более приемлемые для сплоченности класса. То есть, на самом деле, из требования зарплаты за работу по дому не проистекает, что если нам начнут платить, то мы будем продолжать этим заниматься. Это означает прямо противоположное. Заявление, что мы хотим денег за нашу работу по дому — только первый шаг к отказу от нее, потому что требование зарплаты делает нашу работу видимой, что главное и необходимое условие для начала борьбы с ней, как непосредственно  с самой работой по дому, так и с более коварным врагом — «женственностью».

В ответ же на обвинения в «экономизме» мы должны напомнить, что деньги — это капитал, то есть власть над трудовой деятельностью. Следовательно, повторно присваивать деньги, которые являются плодом нашего труда — и труда наших матерей и бабушек — одновременно означает подрыв власти капитала, навязывающего нам принудительный труд. И у нас не должно быть сомнений в важности роли заработной платы в демистификации нашей феминности, чтобы стала видимой наша работа, наша феминность как работа, поскольку именно отсутствие зарплаты стало решающим фактором в оформлении этой роли и сокрытии нашего труда. Требовать плату за работу по дому — значит сделать очевидным тот факт, что наши мысли, тела и эмоции были деформированы для определенной функции, а затем брошены нам обратно в качестве эталона, которому мы все должны соответствовать, если хотим, чтобы в этом обществе нас принимали как женщин.

Заявить, что мы требуем оплаты домашней работы — значит сделать наглядным тот факт, что работа по дому — это уже есть работа на капитал, что капитал зарабатывал и продолжает зарабатывать деньги на нашей готовке еды, улыбках и сексе. Одновременно это демонстрация того, что мы годами готовили, улыбались, занимались сексом не потому, что нам это было проще, чем кому-то еще, а потому, что нам не оставили другого выбора. Наши лица деформировались из-за необходимости постоянно улыбаться, наши чувства иссякли от такой любви, наша гиперсексуализация сделала нас полностью десексуализированными.

Зарплата за домашнюю работу — это только начало, но его посыл понятен: они должны платить нам, потому что отныне мы, женщины, больше ничего им не гарантируем. Мы хотим, чтобы работу называли работой, и тогда, со временем, мы сможем заново открыть для себя, что такое любовь, создать новую сексуальность, о которой мы даже не подозревали. А с точки зрения работы мы можем требовать не одну, а много зарплат, потому что нас принуждали трудиться на многих работах одновременно. Мы и домработницы, и проститутки, и няни, и психотерапевты — и в этом на самом деле сущность «героической» жены, которую мы чествуем на «День матери». Мы заявляем: хватит прославлять нашу эксплуатацию, наш мнимый героизм. Отныне мы требуем денег за каждый ее (эксплуатации) момент и, как следствие, права от чего-то отказаться, а в итоге от всего. И в этом плане самое эффективное — это показать, что наши женские достоинства имеют расчетную денежную стоимость. До сегодняшнего дня — в пользу капитала, усиливавшего давление по мере того, как мы терпели поражение; отныне — против капитала для нас, в той мере, в какой мы сможем выстроить нашу власть.

 

Борьба за социальное обеспечение

Провозглашенное выше — это самая радикальная перспектива, которую мы можем обрести, потому что даже если мы потребуем всего — детских садов, равной оплаты, бесплатных прачечных — мы никогда не добьемся каких-либо реальных изменений, пока не пойдем в наступление против укоренившейся в обществе роли женщины. Наша борьба за социальное обеспечение, то есть за лучшие условия труда, принесет лишь разочарование, если мы сначала не докажем, что наша работа — есть работа. Если мы не будем бороться против всего, мы никогда не достигнем побед ни в чем по отдельности. Нас ждет поражение в борьбе за бесплатные прачечные, если сначала мы не будем бороться против того, что должны проявлять свою любовь только ценой бесконечной работы, день за днем калечащей наши тела, нашу сексуальность, наши социальные отношения; если мы с самого начала не искореним шантаж, когда наша потребность дарить и получать любовь работает против нас как обязанность, и из-за чего мы постоянно испытываем обиду на своих мужей, детей и друзей и чувствуем себя еще и виноватыми за это. Получение второй работы не меняет эту роль, о чем и сегодня свидетельствуют годы и годы женского труда за стенами дома. Вторая работа не только усиливает нашу эксплуатацию, она воспроизводит ту же нашу роль, но в других формах. Куда бы мы ни посмотрели, мы можем констатировать, что работа, которую выполняют женщины, — это продолжение тех же условий работы по дому во всех ее смыслах. То есть мы не просто становимся медсестрами, горничными, учителями, секретарями — ко всем этим функциям мы хорошо подготовились в домашних условиях. Но мы находимся в тех же узах, которые мешают нашей борьбе в домашних условиях: изоляция, факт, что жизни других людей зависят от нас, или невозможность увидеть грань между тем, где наша работа начинается и заканчивается, где заканчивается наша работа и уступает место нашим желаниям. Приносить кофе своему боссу и болтать с ним о его семейных проблемах — это секретарская обязанность или личное одолжение? Является ли то, что мы должны беспокоиться о своей внешности на работе, условием работы или это женское тщеславие? (До недавнего времени бортпроводников в США периодически взвешивали, и им приходилось постоянно сидеть на диете — знакомая всем женщинам форма пытки — из-за страха увольнения). Когда рынку наемного труда требуется присутствие женщины, часто принято говорить, что «женщина может выполнять любую работу, не теряя своей женственности». Что на самом деле подразумевает, что чем бы вы ни занимались, вы все равно остаетесь детородным органом.

Что касается предложений социализации и коллективизации домашнего труда, пары примеров будет достаточно, чтобы провести грань между этими альтернативами и нашей точкой зрения. Одно дело создать детский сад таким, каким мы его хотим, и требовать, чтобы государство оплачивало его. И совсем другое дело — передавать наших детей государству и просить государство их контролировать, воспитывать, учить уважать американский флаг, причем не пять часов, а пятнадцать или двадцать четыре часа. Одно дело организовать общественное питание так, как мы хотим (сами, в группах и так далее), а затем просить государство платить за это, и совсем другое — просить государство организовать наше питание. В одном случае мы снова устанавливаем контроль над своей жизнью, в другом — расширяем контроль государства над нами.

 

Борьба против домашней работы

Некоторые женщины спрашивают: а как зарплата за домашний труд изменит отношение к нам наших мужей? Разве наши мужья не будут, как и раньше, ожидать от нас тех же услуг, что и прежде, и даже больше, если нам за это будут платить? Но эти женщины не осознают, что от нас ждут так много именно потому, что нашу работу не оплачивают, полагая, что это «женские дела», которые нам не стоят больших усилий. Мужчины научились принимать наши услуги и получать от них удовольствие, полагая, что работа по дому нам дается легко и что мы получаем от нее удовольствие, поскольку  делаем это ради их любви. Они действительно ждут от нас благодарности за то, что женившись на нас или живя с нами, они дали нам возможность реализоваться как женщинам (то есть служить им): «Тебе повезло, что ты нашла такого мужчину, как я». Только когда мужчины будут воспринимать нашу работу как работу, и нашу любовь как работу, и, что самое важное, нашу решимость отказаться и от того, и от другого, их отношение к нам изменится. Они испугаются и почувствуют себя ущемленными как мужчины только в том случае, когда сотни и тысячи женщин выйдут на улицы, чтобы заявить: бесконечная уборка, постоянная эмоциональная доступность, секс по команде из страха потерять работу — это тяжелый, ненавистный труд, мы растрачиваем нашу жизнь впустую. Но это лучшее, что может случиться для мужчин, потому что таким образом мы разоблачаем капитал, который удерживает нас разделенными (дисциплинируя их через нас и нас через них — друг против друга, против друг друга), что мы их (мужчин) костыли, их рабы, их цепи. Тем самым мы открываем путь к их освобождению. В этом смысле зарплата за работу по дому более эффективна, чем попытки доказать, что мы можем работать как они, выполнять ту же работу. Мы оставляем эти небезвыгодные усилия «карьерным женщинам», женщинам, которые вырываются из своего порабощения не через единство и борьбу, а через власть в роли босса, через власть и подавление — как правило, других женщин. И мы не должны доказывать, что да, мы можем «сломать ошейник». Многие из нас преодолели этот барьер уже давно, но обнаружили, что комбинезон дает нам не больше силы, чем фартук,  и даже меньше, потому что мы теперь должны носить и то, и другое, и у нас остается меньше времени и сил бороться. Мы должны  разоблачать то, что мы уже делаем, что капитал делает с нами, а также доказать нашу способность (силу) бороться с этим.

К сожалению, многие женщины, большей частью одинокие, опасаются перспективы платы за работу по дому из страха даже на секунду отождествить себя с домохозяйкой. Они знают, что у домохозяек самое бесправное положение в обществе, и поэтому не хотят признавать, что они тоже домохозяйки. Но именно в этом их слабость, которая воспроизводится снова и снова из-за нежелания самоидентификации. Мы желаем и должны заявить, что мы все домохозяйки, мы все проститутки и мы все геи. Пока мы не признаем наше рабство, мы не сможем принять и нашу борьбу с ним, потому что пока мы считаем, что мы чем-то лучше домохозяйки, тем самым мы принимаем логику хозяина, которая является логикой разделения, а для нас — логикой рабства. Мы все домохозяйки, потому что независимо от того, где мы находимся, хозяева  всегда могут рассчитывать на то, что мы будем еще больше работать, больше бояться требовать и меньше оказывать на них давления из-за денег. Могут  надеяться, что наши мысли будут работать в другом направлении — к тому мужчине в нашем настоящем или будущем, который «позаботится о нас».

И мы также обманываем себя, полагая, что можем избежать работы по дому. Сколько из нас таких, кто, несмотря на работу вне дома, сумел избежать этого? И действительно ли мы можем так легко отказаться от идеи жить с мужчиной? А что если мы потеряем работу? А как насчет старения и потери даже минимума той энергии, которую дают нам сегодня молодость (продуктивность) и привлекательность (женская продуктивность)? А что насчет детей? Будем ли мы испытывать когда-нибудь сожаление, что сделали выбор не заводить их, не имея на самом деле возможности даже задаться этим вопросом? И в состоянии ли мы позволить себе однополые отношения? Готовы ли заплатить  за изоляцию и маргинализацию? Можем ли мы на самом деле позволить себе отношения с мужчинами?

Вопросы здесь вот в чем: почему это наши единственно возможные альтернативы и какой путь борьбы позволит нам выйти за их границы?

Нью-Йорк, весна 1974

 

Перевод с английского КАРЫ МИСКАРЯН