Кажется, сегодня уже не возникает сомнений в том, что данные и информация — это существенные силы, влияющие на функционирование Земли. Даже наиболее консервативные природозащитные движения, каким бы эссенциалистским пониманием природы они ни руководствовались, берут в расчет эту существенность, создавая и тиражируя, стыдясь и трубя об изображениях тонущей в мусоре планеты. Кстати, эти стыд и желание трубить высвечивают другой парадокс, связанный с консервативным экологическим движением: природа якобы внеисторична и вневременна, но сейчас ей почему-то грозит гибель. Конечно, отрицать загрязнение окружающей среды, как и массовое вымирание множества видов — глупо и опасно. Тем не менее, экологические вызовы современности требуют отказа от классической оппозиции историчной человеческой культуры / автоматичного природного порядка в пользу нового понятия окружающей среды и характера связи с ней человеческих существ.

Непрозрачность данных проявляется не только во вполне материальном функционировании баз данных, потреблении энергоресурсов и пластиковом корпусе смартфона. Гораздо более существенно в экологическом отношении — «воображение сообществ» в цифровом пространстве, воспроизводящее капитализм нефти и газа; политическая и экономическая неопределенность, которая, как и эсхатологические тональности вестников антропоцена^[1], пугая и виктимизируя, лишь пробуждает консьюмеристский голод с соответствующими загрязнениями. Возможно, именно избыток ежедневно мелькающих гигабайтов — это одна из последних причин, благодаря которой все еще встречается разграничение Природы и Культуры, несмотря на их повсеместную симбиотичность.

Эта симбиотичность, как и всякая другая, двусторонняя: ограниченность газа и нефти, как и глобальное потепление, в свою очередь определяют национализм и потребление гигабайтов. Газовая труба — это весьма показательное воплощение такой симбиотичности: функционирующая по законам физики и на программном обеспечении, она есть причина как экологического кризиса, так и войн, как особого режима существования планеты, так и глобального политического режима. Газовая труба, несмотря на исчерпаемость газа как такового, не имеет конца, ведь даже сгорая в конфорках, он преобразуются в многосоставную цепь пищи, заботы и беззаботности, повседневной (неумышленной) идеологической работы, эксплуатированности и эксплуатации, озабоченности глобальным потеплением, безразличия к глобальному потеплению и, в конце концов, обслуживания^[2] и извлечения прибыли.

Фильмы группы Кинотрон и коллектива fantastic little splash, о которых тут пойдет речь, работают с этой историчной симбиотичностью экологичного. Тогда как «Данные — это новый газ» (2019, Кинотрон) крайне интересным образом вскрывают генеалогическую ветвь становления современного сырьевого капитализма и рефлексируют над значением данных в этом становлении, «Транстрансляция» (2017, fantastic little splash) констатирует топографические и темпоральные изменения, привнесенные новыми ритмом и интенсивностью информационных потоков. Фильмы тем более интересно интерпретировать вместе, — несмотря на очевидные визуальные и сюжетные различия, в каждом из них встречается схожий кинематографический прием, художественное и политическое значение которого мне кажется крайне актуальным.

 

Данные — это новый газ

Документальный фильм составлен из найденных материалов (архивных хроник, фильмов о советской кибернетике, современных российских газопромышленных съемок и визуализаций). Фрагменты материалов достаточно дискретны по отношению друг к другу, они не объединены общей повествовательной рамкой. Так, кадры с ликом основателя Киевского Института кибернетики Виктора Глушкова сменяются пейзажами с месторождениями газа, месторождения — пленками с конференцией кибернетиков, пленки — анимацией, иллюстрирующей прокладывание газопровода под водой, анимация — хроникой работы НИИ и так далее.

Несмотря на относительную прерывистость ткани фильма, фрагменты о Глушкове сплетены нелинейным образом. Зрители узнают о принципах разработки «Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации» (ОГАС), позже названной «советским Интернетом», об утопической перспективе человеко-машинных систем, которой руководствовался ученый, и о работе над созданием автоматизированного нефтепровода «Дружба». Такое прерывистое нелинейное повествование моделирует ощущение работы в архиве — погружения из современности газовых месторождений в документы прошлого, их тщательного сопоставления и реконструкции свидетельств^[3].

Глушков утверждал, что автоматизированные системы управления ископаемыми не только приблизят социально справедливое будущее (как будто бы этого мало), но также возможность «сохранения окружающей среды»^[4] — как скромно назвал кибернетик предотвращение разрушительных последствий находившейся в становлении советской нефтегазовой отрасли. Автоматизированная кибернетическая система — это технология, организационная структура; и именно таково значение знания в этой структуре — программное обеспечение, инструкция по взаимодействию с миром, а не универсальная осведомленность о природе вещей. Поэтому «человеко-машинный» характер организации системы обмена благами (в конкретном случае — ОГАС) совершенно не пугает Глушкова. Как утверждает ученый, относительно ОГАСа «проектировать надо не только машинную ее часть, но и человеческую» — система управления может быть изменена только в качестве системы как таковой, на уровне взаимодействий, а не использования.

В таком случае использование Глушковым понятия «ресурсы» кажется несколько рудиментарным. Как можно назвать «ресурсами» то, с чем их расходующие связаны узами более общей технологической организованности, равно как и с самими операторами связанности (машинами)? Эта потребность иного понятийного аппарата, которая дает о себе знать при таком, возможно, поверхностном ознакомлении с идеями советского кибернетика, похоже, тесно связана с симбиотичностью природы-культуры, о которой я писал выше. Но об этом позже.

Сейчас мне интересно подумать вот о чем: не прививают ли «Данные — это новый газ» некое ложное чувство вины и/или обиды? Ведь известно, что как раз утопическая сторона проектов Глушкова не была воплощена в советской инфраструктуре оборота ископаемых. И нефтепровод «Дружба», как справедливо замечает участник группы Кинотрон Алексей Радинский, — это, возможно, наиболее показательный пример такой неполной воплощенности. В связи с влиянием партийной номенклатуры кибернетику пришлось отказаться от намерений создать безотходный транспортный канал в пользу менее «сохраняющего среду» варианта^[5]. Казалось бы, кадры с основополагающими для власти современного путинизма газопроводами призваны констатировать всю горечь утраты фантастической перспективы намерений Глушкова — будущего, которое могло наступить более чем полвека тому назад.

Но нет, прерывистое нелинейное повествование препятствует эдипальному «виновато-обвиняющему» прочтению фильма. Вместо него продуцируется буйство аттрактивной пестроты архивных пленочных записей и цифровой анимации, странных очков Глушкова, тембра его голоса, фонового шума и сияния газопроводов. Таким образом, «Данные — это новый газ» порождают скорее растерянность, чем виктимность. В отношении советского прошлого растерянность — этот мощнейший инструмент экспериментального кино, в обход множеству экзотизирующих и телеологических путей, деактивизирует его завершенность; фильм вновь открывает затухающие нереализованные возможности прошлого — но уже в форме катализирующей семиологический смысл аудиовизуальной настоящести^[6], ^[7].

Теперь я перейду к фильму «Транстрансляция» коллектива fantastic little splash, оставив пока что вопрос о симбиотичности открытым.

 

Транстрансляция

«Транстрансляция» — это онлайн стрим, нечто среднее между вебинаром, стримом видеоигры и научно-популярной лекцией. В полиэкранном видео одновременно транслируются: медленно оборачивающаяся слева направо и справа налево (подобно вентилятору) бесполая говорящая голова, анимированные, как в компьютерной игре, пластиковые стулья, падающие с холмов, огромный, затерянный в ледниках смартфон и бегущая строка, повествующая, как и го­лос генератора речи, о ситуации современной культурной дезориентированности^[8]. Речь не корреспондируется с головой, которая совершает лишь легкие однообразные движения губами, невозможные при членораздельной речи. Пейзаж также лишь смутным образом связан с произносимыми словами. Бегущая строка расположена таким образом, что поспевать за ней не удается. Ритмы происходящего на экранах несинхронизированны.

Нагромождая неподдающуюся согласованию невербальную информацию, fantastic little splash воссоздают ситуацию избытка данных и подвешенных смыслов, о которых повествуется в стриме. Среди явлений, сопутствующих утверждению беспорядка как нового порядка, в трансляции упоминались:

— размывание дисциплинарных границ, интердисциплинарность повседневного опыта;

— размывание разграничения индивидуального и социального;

— ускорение ритма коммуникации, постправда;

— прекаризация труда;

— избыток каналов трансляции знания и так далее.

Собственно произносимый генератором речи доклад длился немного больше четверти часа, остальное время зрители могли задавать вопросы в чате, а администраторы посредством техноголоса и бесполой головы отвечали на них.

Тематизированная и смоделированная в фильме связь инфраструктуры информации и труда с переживанием неопределенности и дезориентированности — явление, при осмыслении которого крайне непросто не впасть в унылую технофобию или не менее унылую гуманистическую паранойю. Но «Транстрансляции» удается избежать этой опасности, поскольку это крайне волнующее знание встроено в игровой и даже игривый интерфейс, дающий о себе знать в опосредованной андрогинной головой коммуникации, возможности отвлечься от доклада на анимированный ландшафт, опции задать вопрос анонимно. Такая игривая коммуникация, не обремененная агрессивной борьбой за внимание и контролем усвоения информации, крайне близка к тому, что современная киберфеминистская исследовательница Йожи Столет называет коммуникацией Чужой+Чужой. «В такой схеме, — утверждает она, — мы не можем определить какой-либо компонент как своё/свой — не можем присвоить, обозначить и наделить существованием; солидарность возможна, но определяется всегда ситуативно, в пространстве встречи чужих»^[9].

Чтобы по достоинству оценить политическое значение этого художественного жеста, стоит вновь вспомнить «Данные — это новый газ», которым также свойственна отмеченная мной ранее историографическая непринужденность и открытая аудиовизуальная экстатичность. Тогда как фильм группы Кинотрон указывает на взаимоопределяемость данных и окружающей среды, «Транстрансляция» сообщает о связи между информационными и производственными машинами с чувственностью.

Чуткая к симптомам и микротональностям аналитическая интуиция Феликса Гваттари позволяет помыслить связи между этими тремя измерениями (окружающей средой, коммуникационным и производственным процессами, чувственностью). В «Трех экологиях» философ утверждает: живая и неживая природа, социус и психическое связаны трансверсальным образом, не отношениями детерминации (например, культура как социальная деятельность пагубно влияет на экологию и индивидуальную психику), но неиерархизированным взаимным влиянием^[10]. Это влияние разворачивается в гетерогенном производстве субъективностей — особых дискурсивно-аффективных агентностей, которым свойственны как объектность (их производят), так и субъектность (они производят)^[11].

Так, газовая труба — это также производимая субъективность, пронизывающая все три экологических измерения: черпая природные ископаемые, она функционирует только в условиях определенных политических режимов и межнациональных отношений, имеет культурное прошлое (в качестве достояния науки) и, в свою очередь, сама порождает невообразимо многоступенчатые биологические и идеологические процессы. Не самоданной, но именно производимой субъективностью является также Виктор Глушков (один из дискурсивно-аффективных конвейеров производства которого — фильм), реализующий свою субъектность посредством нефтепровода и Института кибернетики, несмотря на зарегистрированное государственными учреждениями свидетельство о смерти. Даже бесполая вращающаяся голова из «Транстрансляции» — субъективность, мерцающий агент коммуникации Чужой+Чужой.

Радикально нередукционистская оптика трансверсальной экософии дает возможность объяснить смутную симбиотичность Природы-Культуры, о которой здесь не раз упоминалось. Больше незачем говорить «ресурсы»: потоки ископаемых, данных и чувственного — это материалы и одновременно агенты производства существования планеты. Нужно переопределить понятие «геополитики», поняв его как можно буквальней: как геологически обусловленную политику и как политику взаимодействия с геологическим. Исследуя геохимию репрессивного, Кинотрон и fantastic little splash проводят собственные молекулярные коммуникативные эксперименты; не разбивая трубопровод сырьевого и прекарного капитализма до победоносного конца, но, скорее, используя места утечки для производства режима существования, более открытого угнетенным и невозникшим породам.

Примечания

1. ^ Виктимизация — лишь одно из негативных следствий дискурса антропоцена вместе с воссозданием субъект-объектных и гуманистических моделей, совершенствованием механизмов контроля и легитимацией опасной как для Земли, так и для человеческих существ программы геоинженерии «естественного баланса». См. Калп Э. Антропоцен исчерпан: три возможные концовки // Новое литературное обозрение № 158 (4/2019).
2. ^ В условиях информационной войны игнорирование ресурсной экономики тем более есть обслуживание сырьевой экономики.
3. ^ Действительное погружение в архивы проделал Алексей Радинский, рассказывающий в своем эссе «Данные — это новый газ?» о проектах Глушкова и их современном использовании путинизмом. Radynski O. Is Data the New Gas? // e-flux journal #107 (March 2020). 
4. ^ Из фильма «Пленят задачей небывалой» (Киевнаучфильм, 1982) (цит. по Radynski O. Is Data the New Gas?). Эта и последующие цитаты и парафразы слов Глушкова основаны на фрагментах фильма.
5. ^ Radynski O. Is Data the New Gas?
6. ^ Настоящесть не в смысле аутентичности, но как производное от слов «настоящее», «настоящее время».
7. ^ Я утверждаю об асигнификативном измерении фильма, которое катализирует сигнификативное, отсылая к понятию смешанных семиотик Феликса Гваттари. См. систематизацию гваттарианской семиотики: Lazzarato M. Signs and Machines: Capitalism and the Production of Subjectivit. Los Angeles: Semiotext(e), 2014.
8. ^ Неопределенность — это центральная для большинства проектов fantastic little splash тема. См. больше: Баздирева А. fantastic little splash: поэтика неуверенности // Your Art, 7 ноября 2019, https://supportyourart.com/conversations/fantastic-little-splash.
9. ^ Столет Й. Чужой + Чужой: опыт коммуникации 3000-го года // Cyberfemzine 02, https://sites.google.com/view/cyberfemzine-02/log/in/01.
10. ^ Гваттари Ф. Три экологии (1989). Часть 1. Перевод с французского Леси Прокопенко // Syg.ma, 14 января 2019, https://syg.ma/@lesia-prokopenko/fieliks-gvattari-tri-ekologhii-chast-1.
11. ^ Guattari F. On the Production of Subjectivity // Chaosmosis: An Ethico-Aesthetic Paradigm. Bloomington: Indiana University Press, 1995. P. 4–7.