Выпуск: №94 2015
Вступление
КомиксБез рубрики
О прообразеВиктор АлимпиевТипологии
Каким образом воображать образ?Степан ВанеянРефлексии
Ценители образовПетр СафроновКонцепции
Чего на самом деле хотят картинки?Уильям Дж.Т. МитчеллСитуации
Образ и материальное: к трансформации связейНина СоснаАнализы
Против репрезентацииДэвид ДжозелитСитуации
Петля времениМария КалининаМонографии
Вертикаль власти Вадима ЗахароваЕгор СофроновЭссе
Фотоаппарат отцаАлександра НовоженоваПерсоналии
Парадоксы постколониальной образностиАлексей УлькоАнализы
Параноидальное чувство бессилияАнна ИльченкоТекст художника
Без названияЕвгений ГранильщиковИсследования
Голос, который хранит молчаниеАндрей ШентальТекст художника
СеансАлександра СухареваИсследования
Ничто и нечто. Пустые выставки Мэтью КопландаАнна ШуваловаКниги
Субъект трудаГлеб НапреенкоВыставки
Синестетическое сообществоБорис КлюшниковВыставки
Инсталляция как гиперобъектКарина Караева
Мария Калинина. Родилась в 1983 году в Москве. Куратор. Живет в Москве.
1
Чем тут пахнет?!
А, трупом!
То-то, думаю, запах знакомый.
мультсериал «Гриффины»
Похоже, что все, кто замирает в ожидании надвигающихся социальных перемен и наступает на хвост настоящему, начинают осознавать, что точка отсчета находится не в будущем, не в перспективе, а она всегда уже дана в прошлом. Цифровой смерч захватывает человечество, лишает его всякой возможности достичь нового положения вещей и попасть на неизведанную территорию. Такой головокружительный полет в смертоносном вихре, к несчастью, пробуждает от спячки только некоторых; у других же даже не возникает возможности почувствовать себя живыми. Технологии анестезируют. Запах смерти ощущается повсеместно.

Оказаться на устойчивой поверхности — единственное желание того, кто находится в турбулентной среде. Выбравшись ненадолго на желанную твердь, он понимает, что опору дает только изначальное прошлое — прошлое, утратившее временную характеристику. Планета Земля — это лишь остров. Технологии освободили и оторвали нас от нее, позволив перемещаться в пространстве знаний, — и обнажилось наше желание изучать и систематизировать все, что накопил человеческий род, переосмыслять, фиксировать и сохранять опыт человечества. Документация, реконструкция, расследование, архивирование становятся нормой повседневности, и вся человеческая деятельность постепенно переводится на язык науки и теории. Заняв наконец устойчивое положение, мы оглядываемся вокруг и видим, что нас со всех сторон окружает всепроникающее Средневековье. Наша вера в технический прогресс подрывается[1]. Нет никакого прогресса, а только разные миры консервации. Технология замыкает в себе, повседневность замыкает в себе, мир прошлого замыкает в себе, история замыкает в себе. Единственное, что в таком состоянии можно тематизировать, — переключение между консерватизмами, удержание вместе сосуществующих «настоящих». Нового времени не было, как не было и архаики. Чередуются лишь различные режимы Средневековья. Трущобно-мрачный, со зловонным коррупционным духом, этот реальный мир кажется невозможным, фантазматичным и безнадежно больным в своей дисфоричности. Незамеченная контрреволюция Средних веков происходит перманентно, разрушая комфортное ощущение технологической реальности.
В ситуации провала электронной коммуникации достичь понимания гораздо проще, если перейти на отчужденный язык теории. Тяготение к учености связано с желанием рационализировать травматический опыт, причиной которого является обступающее нас Средневековье. Проблематика сосуществования технологического и нетехнологического миров была осмыслена научной фантастикой, в которой для изображения этой ситуации часто используют прием «петли времени».
2
Удалиться как можно дальше от времени,
чтобы обозреть его.
Но не слишком высовываться из окна,
чтобы не вывалиться.
Х. Балль
Понятие «петля времени» активно используется в фантастике начиная с 60-х годов. Герои произведений, попавшие в эту головокружительную западню, оказываются в альтернативном временном потоке. Таким образом они словно получают шанс исправить прошлое, в котором что-то пошло не так. Однако вмешательство в ход событий — опасная затея: разнонаправленные путешествия во времени расшатывают реальность, фундаментальные характеристики мира распадаются, а достижения техники оказываются не готовы к борьбе с беспощадным разрастанием хаоса.

Ради спасения и освобождения из «петли» героям, как правило, нужно совершить акт жестокости или решить чудовищную моральную дилемму. Ставки здесь всегда предельно высоки. Для перехода из одного состояния в другое необходимо поместить что-либо — группу людей, артефакт или манускрипт — в такое место, где в результате взаимодействия с другими силами его собственная энергия обратится против него. Нужно запустить машинерию кризиса. Считается, что фантастика — это в основном развлекательный жанр. Однако американский писатель-фантаст Филип Дик показал, что даже в «бульварной литературе» можно осмыслять сложные, серьезные проблемы. Произведения Дика обычно знают по популярным голливудским экранизациям: «Бегущий по лезвию бритвы» (фильм основан на романе «Мечтают ли андроиды об электроовцах?»), «Помутнение» и одна из самых последних «Вспомнить все» (по рассказу «В глубине памяти»). Дик с его тяготением к антиутопии переворачивает правила развлекательного жанра. Его волнует вопрос о том, что делает человека человеком в техногенной среде будущего.
В романе «Убик», который можно считать фантастическим гротеском, развитие действия происходит как раз по принципу «петли времени». На первых страницах романа все обстоит более-менее хорошо, действие развивается размеренно и постепенно. Однако после катастрофы, случившейся на Луне, герои вступают в мир стихийно нарастающей энтропии. Стремление к «прогрессу» в итоге приводит к архаизации мира. Все технические устройства разваливаются на глазах, и герой романа, отрезвленный видом человеческой смерти, начинает искать спасение. Оно приходит в виде аэрозоля «Убик», что намекает на «вездесущность», «всеприсутствие» (английское слово ubiquity, которое обозначает среди прочего один из атрибутов Бога). «Баночный абсолют» играет в романе важнейшую роль, которая подчеркивается и тем, что в качестве эпиграфов к главам взяты рекламные слоганы этого вымышленного бренда.
Аэрозоль «Убик» и есть тот самый артефакт, разрешающий противоречие временной петли. Аэрозольный баллончик — форма, которую «Убик» принимает, чтобы люди могли его распознать и приобрести: в стандартную упаковку оказывается расфасовано нечто непознаваемое. Делая абсолют настолько шокирующе материальным, Филип Дик создает образ, ставящий под сомнение изобретательство науки с ее секулярным идеалом. Он демонстрирует, как иррациональное сверхзнание позволяет найти выход, когда оказываются тщетными все попытки систематически решить проблемы человечества с помощью науки. Так же должно действовать и искусство: освободиться от фетиша изобретения и воплотить интуитивное сверхзнание.
Поскольку сейчас разница между научной картиной реальности и образами, порожденными научной фантастикой, понемногу стирается, искусство становится той территорией, где вымысел используется для критики выработанных научным сообществом методов исследования.

Фантастика разрушает шаблоны сознания, выстраивая возможные альтернативные ситуации. Она рисует мир, покоящийся на других основаниях, чтобы дать нам увидеть основания и предпосылки нашей собственной действительности.
Решая социальные и политические проблемы невозможными в действительности способами, фантастика разрушает идеологически ангажированные конструкты мышления.
3
Творчество многих современных авторов отсылает к примитивному искусству. Например, Мариана Кастильо Дебалль обращается к исследованию культуры майя, а Джудит Хопф превращает современные упаковки в ритуальные маски.
Мечты о будущем как о времени постоянного роста и прогресса сегодня непопулярны. Скорее, наоборот — по поводу будущего мы испытываем в основном мрачные и депрессивные предчувствия. Необходимость постоянно поддерживать коммуникацию и нарастание скоростей во всех сферах жизни не оставляют возможности сосредоточиться. Технический прогресс и глобализация требуют от нас мобильности, и все сложнее становится создавать прочные человеческие сообщества. Доступность средств коммуникации позволяет общаться, невзирая на расстояние, но это же означает потерю телесного контакта, чувственной составляющей взаимодействия.
И как следствие всего этого — сильное желание найти «свою землю», «свои корни» и свой человеческий облик.
Мариана Кастильо Дебалль работает с темой архаики и примитивной культуры. Для создания произведения она привлекает множество дисциплин и практик: историю, археологию, искусство, философию. Это разнообразие и отказ ограничиться одним видом исследования приводит в итоге к созданию произведений в жанре научной фантастики. Дебалль всеми силами пытается избежать схематизации и упрощения действительности. Она стремится к тому, чтобы преимущества соперничающих теорий складывались, а недостатки взаимно уничтожали друг друга. Чтобы деконструировать концепции, которые выковывались людьми в течение столетий, нужно прибегнуть к новым приемам. Необходимо создать новую науку, которая будет двигаться вперед медленно, посредством коллективных усилий. Художница использует в своем творчестве наработки различных ученых, в том числе антропологов. Она сталкивает науку и миф, стремясь реконструировать историю как научно-фантастическое повествование. Чтобы освободить ум от авторитетных мнений и расхожих концепций, которые могут помешать видеть вещи как они есть, следует, считает она, отдаться эксперименту.
Работа Марианы Дебалль под названием «Неудобные объекты» (мраморная штукатурка на стальной конструкции) была показана на 13-й «Документе».
Это произведение напоминает маскулинные скульптуры Ричарда Серры. В отличие от американского скульптора, Дебалль создает монументы из сплава мраморной крошки, который производит впечатление ороговевшего тела. Разноцветный лавовый узор каждой панели — словно расплавленные и застывшие реликты. Осколки ритуальной культуры смешиваются в произведении таким образом, что мы не можем определить их принадлежность к конкретному времени и месту. Частицы переплавляются в поток древности, подобный раковине моллюска. Словно метеорит или архиископаемое[2], извлеченное на поверхность Земли, произведение обладает непроницаемой самоочевидностью, не поддающейся расшифровке. Фрагменты сплавлены воедино, работа производит цельное впечатление, но начни зритель отыскивать источники и отслеживать происхождение отдельных частей, он столкнется с нестыковками и неясностями.

Часть фрагментов — результат серьезных научных исследований, другие же — вымысел и миф. Все это сплавляется воедино, и знание становится неотличимо от вымысла, а миф — от исследования. Джудит Хопф работает в ином направлении. Она выставляет несколько масок, найденных в разных местах. Одна из них была обнаружена в монастыре Брайтенау близ Касселя, который во время войны был концлагерем, а после — исправительным учреждением для девочек-подростков.
Автор этой маски неизвестен. Она выполнена на основе папье-маше и отдаленно напоминает сенегальские маски, вдохновлявшие Пикассо.
Этой маске противопоставлены другие, созданные путем ироничного использования компьютерных технологий. Изготавливая их на новейшем 3D-принтере, художница вводит объекты в пространство ритуала, превращая принтер в алтарь временной петли. Такие «напечатанные» маски разрушают секулярное потребительство, возвращая вещам ауру. Маска, сделанная из упаковки, — это почти баллончик «Убик», в ней объединяются профанный консюмеризм и религиозная значимость. Отходы превращаются в сакральный объект; колдовская машина выполняет введенные в нее команды и создает из мусора изображение божества.
4
Соприкосновение с древними цивилизациями может привести к ошибочному впечатлению, что время застыло и стало вечностью. Эта усыпляющая идея подкрепляется и нашим бессознательным стремлением к бессмертию. На самом же деле консервативный поворот и обращение к руинам империй — подвижный в своей цикличности образ. Возможно, именно за счет иррационального и нелогичного подхода к общепринятым схемам мышления фантастика поможет найти выход и восполнит недостаток социологического воображения. Поскольку природа фантастики авантюрна и анархична, она будет сопротивляться академизму и кабинетному образу жизни. И даже если придется начинать с самого начала и брать в руки палки и каменные орудия, это все же лучше, чем застрять в джунглях мистического неверия[3].
Примечания
- ^ См.: Латур Б. Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2006.
- ^ См.: Meillassoux Q. After Finitude: An Essay on the Necessity of Contingency. London: Continuum, 2008.
- ^ См.: Critchley S. The Faith of the Faithless: Experiments In Political Theology. London: Verso, 2012.